Последний сын графа - Соро Кет

Филипп не в силах надолго усмирить своего коня, рывком поставив его на дыбы и несколько долгих секунд удерживал почти вертикально. Потом ослабил поводья и лошадиные копыта глухо ударились об утоптанную землю.

Конь успокоился.

Как-то разом осел, затих. Так успокаивается женщина, получив по лицу.

– Ты совсем уже озверела? – сплюнул Филипп, притворившись, что я говорила с ним.

– Я говорю не с тобой! .. – я не договорила, потому что Герцог опять попытался ткнуться носом мне между ног.

– Да чтоб тебя! – жеребец снова стал крутиться, и Филипп спрыгнул на землю. Тут же, не оборачиваясь, кулаком саданул в голову коня, который попытался укусить его за плечо. Тот отступил, прижав уши. Убедившись, что оборзевшая скотина не попытается вновь, Филипп подобрал поводья и шагнул ко мне. Он пах знакомо, и в то же время, иначе. К знакомым запахам примешивался запах кожаной сбруи, лошадиного пота и средства от комаров.

– Садись, покатаю.

Я шарахнулась:

– Не прикасайся ко мне, слизняк!

Облокотившись локтем на луку седла, граф рассмеялся и наклонился, что-то прошептав Маркусу. Затем обернулся к нам…

Обедать, дети!

Лошади с ослабленными подпругами стояли у коновязи, возле пруда. Плакучие ивы гладили воду листьями. Ощущение, что мы все провалились в прошлое, с каждым шагом усиливалось. Я даже оглянулась, чтоб убедиться, что за мною не волочится шлейф.

Маркус и Себастьян, уже сидевшие за столом, наблюдали за ними с веранды. Официантки в традиционных для таких мест народных костюмах, радостно флиртовали с графом. Что и говорить, – он всегда умел обращаться с прислугой, – напомнил голос Мариты в голове.

Девушки заливисто хохотали над какой-то шуткой и не желали от него отходить.

Пухленькая блондинка, вся белая и гладенькая, словно моцарелла, принесла миску с водой для Герцога. Тот вытянулся у наших ног, расставив лапы по обе стороны миски и начал шумно лакать.

– Мы уже заказали, – сказал Себастьян, рассматривая меня с таким видом, как отцы в американском кино рассматривают трофеи сыновей-чемпионов. – Фирменное блюдо тебе и веточку сельдерея для твоей девушки. Чтобы ей было чем поиграться, пока мы все поедим.

– Я не его девушка и я не ем сельдерей.

– Да? Я забыл: тебе достаточно крови.

Я снова вскинулась. Граф не дал мне ответить, заговорив с Маркусом. Филипп и я молчали. А когда ужин кончился и Пышечка уже чуть ли не текла по нему, Себастьян сказал:

– Вот что, попоите коней и возвращайтесь верхом. Я поеду с Маркусом.

– С чего вдруг?

– С того, что мне надоело смотреть на те крысиные рожи, что вы оба корчите. Если не сможете помириться, поубивайте друг друга. Мне все равно…

Лошади шумно отфыркиваясь, пили.

Солнце садилось, отражаясь от их сверкающих шкур. Над нашими головами кричали птицы. Всякая мошкара так и норовила залезть в глаза. Филипп задумчиво смотрел на воду и его профиль, состоящий из безукоризненно ровных линий, казался наклеенным на стремительно розовеющее закатом небо.

Дорога еще дымилась клубами пыли.

– Поехали ко мне? – вымучил Филипп.

– Побереги себя для невесты.

– Только не притворяйся, что ты не хочешь. Я все еще помню этот твой запах, да и бедный пес чуть не озверел. Прям, как ты… в Гремице.

Я коротко вскинула глаза, но Филипп стоял против солнца. Его силуэт до боли напомнил другой. Тот, что я раньше хранила в памяти, опасаясь потерять навсегда. Высокая черная фигура; фиолетово-белые прозрачные солнечные лучи.

Папочка…

– Да брось ты, – повторил он. – У тебя уже крыша едет от воздержания…

– Ты меня бросил, помнишь? Твои подачки мне не нужны!

Филипп рассмеялся.

– Что мне еще остается? Твоя бабка едва не пустила нас с Ральфом по миру. Дядя Мартин пытается наклонить отца, в угоду этой же твоей бабке. И мой отец велит мне утихомирить тебя, пока не соберется с силами: настолько ты не в его вкусе.

Не зная, как поступить, я ухватилась рукой за маленькую скользкую седельную луку.

В другое время я в жизни не полезла бы на эту больную на всю голову лошадь, но оставаться рядом с Филиппом было невыносимо, а к Цезарю я боялась даже притронуться. Я резко сунула ногу в стремя, подтянулась и… брякнулась навзничь. На влажную от вечерней росы траву. Седло болталось под животом у животного, и конь затанцевал на месте, волоча стремена.

– Ты забыла проверить, закреплена ли подпруга, – сказал Филипп сверху и придержал испуганного коня. – Тише, малыш, тише… Человеческие женщины всегда причиняют боль.

Рывком, я приподнялась на локтях. Удар о землю был сильным, но только для самолюбия. Я подскочила; взвилась.

– Да что ты знаешь о боли? !

– Гораздо больше, чем я хотел бы знать.

– Надеюсь, когда-нибудь, боль сожрет тебя, как сожрала Джесс.

Он обернулся через плечо, но ничего не сказал и затянул подпругу. Конь стоял, подергиваясь всей шкурой. Филипп укоротил одно стремя потом второе, поднырнув под лебединой шеей коня. Тот снова затанцевал, молодой и горячий. Цезарь был старше, спокойнее, но я бы лучше на пилу села, чем подписаться на риск, что с Цезаря упадет хоть капелька пота.

Себастьян сожрал бы меня живьем.

Филипп притянул меня к себе, отряхнул мимоходом спину и крепко поцеловал, раздвинув языком губы. Я вырвалась, хотя у меня подгибались ноги. Каким-то чудом, с первого раза запрыгнула на коня и затянула поводья, молотя его ногами, как крыльями и ничего не видя от слез. Почуяв мою неопытность, он попытался пятиться задом, боком… Я яростно ударила его стеком, затем еще и еще… Жеребец прижал уши, взвизгнул и пустился…

С места в карьер.

– Когда вы уходили, Герцог был куда меньше, – Лизель вышла на верхнюю террасу и посмотрела на меня сверху вниз. – Где Маркус?

– Я заблудилась, – крикнула я, прикрываясь рукой от солнца. – Позвони Себастьяну. Пускай пришлют фургон… Это волкодлак какой-то, а не лошадь.

Лизель кивнула и, нашарив свой телефон, обошла террасу, чтобы спуститься вниз. Я тоже спешилась. Чертова скотина в образе лошади, попыталась укусить меня за плечо, но я не осмелилась садануть ей в голову, как делал Филипп и хлестнула стеком. В дороге конь пытался начать козлить, идти боком, или задом, но я пару раз заставила его встать в свечку и потанцевав на задних ногах, он поверил в обычный способ передвижения.