Месть ястреба - Наталья Федюшина

– Ах, ты гаденыш! – капитан не пожалел силы и врезал тому в бок острым носком сапога.

Послышался хруст.

«Кажется, я перегнул палку…»

Хаким жалел сейчас только об одном, что не может наблюдать за капитаном с далека.

«Наверняка сейчас пыхтит как раскаленный чайник. Интересно, идет ли у него из ушей пар? »

Хотелось думать, о чем угодно, только не об ударах. Будто вся жизнь пронеслась перед глазами. Улыбка отца. Теплые объятья предательницы нянечки. Трущобы. Голод. Яркий солнечный свет и тень мужчины. Кибир. Его смех. Толстенное брюхо. И вот Хаким лежит на песке. Вдруг послышался мужской крик, свист в воздухе и проклятья капитана. Хаким напрягся в ожидании очередного носка сапога, застрявшего в животе, но ничего не произошло. Глаз заплыл, и сложно было разглядеть берег, который качало словно на волнах. Перед носом встали сапоги, но не такие как у матросов. Наполированная черная кожа. Тонкие щиколотки. Стройные ноги. Хаким приподнял голову и увидел мираж. Кожа словно белый песок, на котором выжгли древние символы. Полупрозрачный силуэт светился лазурным светом. Глаза без зрачков, будто сам океан. А волосы как волны, пронизанные солнечным светом. Они остались одни на берегу, пока не послышался знакомый крик. Солнце потушили, и мираж исчез. Во тьме не осталось даже факела.

***

– Напугал же ты нас, – сказал Латиф, как только Хаким открыл глаза.

Он узнал родные стены братства Золотой нити. Лекарь уже отмывал руки.

«Значит, буду жить».

Вздох облегчения вырвался из туго перевязанной груди. Кибир долго искал мастера своего дела, так как с того света не так просто вернуть. Если бы Лекарь оставил наследника Башшира на той стороне, то руки можно было бы не мыть. Молитвы бы тоже не помогли. Хаким хорошо знал суровый нрав главы, так как часто испытывал его на собственной шкуре.

– Следующий раз, давай ты будешь приманкой, а я пойду на корабль, опустошать трюм.

– Мои люди выносливы и могут поднять вдвое больше своего веса. А ты хорошо умеешь выводить людей из себя. Каждый должен заниматься своим делом.

Латиф подмигнул Хакиму. Парнишка хоть и выглядел младше (не дашь и больше пятнадцати), но прыткости у него было как у десятерых. Лекарь вытер насухо пальцы и посмотрел на них, явно желая назвать сосунками, но не мог. Кибир предусмотрительно отрезал тому язык, чтобы тот не болтал лишнего за пределами братства.

– Я чуть не лишился самого дорого, что у меня осталось, – буркнул Хаким.

– Уверен, что наш Лекарь смог бы пришить все обратно, и было бы лучше, чем прежде, – не удержался Латиф и похлопал друга по плечу.

Тот застонал от боли. Он попытался встать с кровати, но тут же решил не спешить. Сломанное ребро напоминало о себе. Хоть Лекарь и творил чудеса, но время не обманешь. Теперь потребуется два дня, чтобы волшебные мази подействовали и залечили все раны.

– Оно того хоть стоило? – спросил Хаким.

– Ты еще спрашиваешь? ! – Латиф присвистнул. – Капитан всегда возвращается с вкусным уловом. Кибир доволен.

– Вот и славно. Надеюсь, мы сможем купить достаточно воинов, чтобы исполнить план мести.

Лекарь замер. Латиф наиграно почесал затылок и добавил:

– Отдыхай. Тебе сегодня досталось. Месть подождет. Нельзя же идти на Поступь призрака с палками.

Хаким кивнул. Он только и жил обещанием главы помочь, как только соберет достаточно золота, чтобы выступить против призрачных убийц. Об их способностях ходили легенды. Некоторые считали, что они могут становиться невидимыми. Другие, что члены братства видят будущее на костях своих жертв. Еще Хаким слышал, что младенцев еще с детства поят ядами, чтобы отсеять самых слабых. Только избранные могут носить их клеймо. След Андоктонуса – демона пустыни. Никто его не видел, так как смельчаки, вышедшие за пределы Башшира, растворились в песке. Не зря же это место зовут краем света. Не один человек так и не смог рассказать, какие тайны скрывает пустыня Мертвых. Хаким был уверен, что Поступь призрака специально пустили слух о демоне, но не горел желанием узнать, как оно в действительности. Все, что интересовало, могло поместиться в мешок. Голова предводителя братства оставалась единственной целью, ради которой приходилось рисковать собственной жизнью. Хаким закрыл глаза и представил, как перерубает шею Саиду, как вдруг ощутил, как в пальцы всунули комок. Лекарь мелькнул перед глазами и поспешил скорее покинуть комнату. Хаким знал, что тому запрещено что-либо писать. Все книги строго проверяются на наличие страниц, а пергаменты на наличие странных пятен. За лекарем все время следят. Даже в стенах братства. Но он рискнул, чтобы всунуть в руку клочок ткани, на котором было написано кровью Хакима.

«Не верь никому. Особенно Кибиру».

Глава 2. Монета с секретом

Хаким медленно ступал по озерам света, от которых рябило в глазах. Словно вместо солнечных следов ковры с иглами. Они пронизывали насквозь. Ребра не успели зажить, но медлить было нельзя. Лекарь не явился утром, чтобы поменять бинты. Хаким предчувствовал недоброе. Коридор казался вымощенной золотым камнем дорогой в самые глубины Тартара. Мучения закончились, как только над дверью показался знакомый символ. Плетущаяся золотая нить. Символ братства. Единства. Помощи и смысла жизни. Вот, во что верил Хаким, пока все не перевернулось с ног на голову. Конечно, он не поверил Лекарю, поэтому решил все выяснить сам. Дверь оказалась открыта. Или Кибир кого-то ждал или наоборот был уверен, что никто не зайдет. Послышался скрип. В ноздри тут же въелся запах апельсина, который смешался с туманом сигарилл, которые так любил глава братства. Сложно было что-либо разглядеть. Сначала показались лишь силуэты, пока Хаким не подошел ближе.

– Думал, тебя не будет несколько дней, – послышались слова Кибира.

Он встал с кресла, сотрясая своим брюхом, который удерживал пояс с двумя мешочками по бокам. Ходили слухи, что в одном из них таинственный порошок грисби, способный перенести куда угодно, а второй пустой. Или так казалось по весу. Но Хаким был уверен, что это не так, также, как и в том, что пузо главы всегда остается набитым.

– Вот решил заглянуть и узнать, когда будет выплачена моя доля, – взгляд Хакима скользнул по желтым кривым зубам, слипшимся прядям редких волос и злорадным ухмылкам.