Осиновая корона - Юлия Пушкарева

Шун-Ди поймал себя на том, что по привычке пытается угадать, какой груз подвезли корабли, раздумывает о его качестве, бегло оценивает паруса и снасти. Он нервно улыбнулся: торговец, видимо, всегда остаётся торговцем.

Даже когда становится преступником и предателем – тоже.

Ещё Прародитель учил, что у каждого смертного собственное, навеки данное место в жизни, и от него никак не избавиться. А истинная мудрость – в том, чтобы принять свою судьбу.

Принять, как клеймо на лбу.

Лучше бы – как шрамы от лисьего укуса на ладони…

К реальности Шун-Ди вернул Лис. Он тихо подошёл и постучал пальцем ему по спине – так дотрагиваются до вещи, которую считают собственностью. Шун-Ди вздрогнул и обернулся. Сар-Ту покрикивал на гребцов: те, по его мнению, слишком медлили с якорем, сходнями и снятием парусов. Лис стоял совсем рядом. Судя по всему, он успел умыться и (кто бы мог подумать) расчесать непослушную шерсть; то есть – волосы, конечно. А вдобавок – сменить одежду на более подобающую ти’аргскому менестрелю, чем разнеженному музыканту из Минши.

– Плащ?

Лис протягивал ему свёрток из плотной тёмной ткани, красноречиво приподняв бровь. Предложение звучало весьма настойчиво; Шун-Ди посмотрел на капюшон и кивнул.

– Предусмотрительно.

Лис хмыкнул.

– Откуда это удивление в голосе, Шун-Ди-Го? .. Спрячь лицо. Я совсем не жажду общаться с твоими друзьями, а их здесь наверняка полно.

Шун-Ди набросил плащ и растерянно обнаружил, что до этого слегка дрожал. Виноват пропитанный солью холодный ветер, которым местные утёсы перебрасываются с ловкостью игроков в мяч, или просто тревога?

Он поднял голову: в небе с криками метались чайки – для них тут всегда есть чем поживиться. Шумели, набегая на каменистый берег, тёмные волны с белыми кудряшками пены; но ещё громче них шумел порт. Стены Хаэдрана сумрачно серели чуть дальше – за мешаниной из людей, лошадей, корабельных снастей, вёсел на починку, сломанных досок и всяческого груза. После Великой войны укрепления города отстроили заново, и Шун-Ди помнил, что в более солнечную погоду обтёсанные булыжники всё ещё глянцевито блестят. Над зубцами сторожевых башен гордо развевались бело-голубые знамёна наместничества Ти’арг: дракон, вальяжно усевшийся на стопку книг. Надо же, какой оскал… На мордочке Инея Шун-Ди ни разу не замечал такого злобного выражения.

Шун-Ди улыбнулся Лису и получил едкую усмешку в ответ: глядя на берег, они явно подумали об одном и том же. Впервые, пожалуй, появилась возможность оценить это вышитое чудище глазами знатоков – причём едва ли не самых опытных из смертных в Обетованном. Кому ещё, в самом деле, довелось выхаживать крошечного дракончика в трюме, будто вечно голодного, писклявого, всё вокруг пачкающего младенца?

– Проследи, чтобы всё обошлось, – тихо попросил Шун-Ди, глядя, как с кормы к ним, тяжело топая, приближается Сар-Ту. Даже пронизывающий ветер не сумел заставить бывшего пирата одеться: он был гол по пояс, и узоры татуировок – круги и треугольники, змеи, миншийские буквы по соседству с альсунгскими рунами – чернели на смуглой, изъеденной шрамами коже, как диковинная карта. – С выгрузкой… Ты понял, чего.

– Хорошо, – процедил Лис, с опасным прищуром рассматривая руки Сар-Ту: под одутловатыми мускулами бренчали браслеты из мелких костей. Судя по тому, сколько шипения и язвительных намёков об этих браслетах Шун-Ди выслушал от него за время плавания (вроде того, что капитан носит на себе кости почивших жёнушек – по одной из каждого порта в Обетованном), браслеты на самом деле были из лисьих костей. А может, заячьих, куньих или просто петушиных – в таком случае Лиса грызли бы чувства уязвлённого соперника.

Ведь вся добыча мира должна быть только его. Если она достаётся другому, то лишь по праву сильного. Несмотря на все тонкости философии Двуликих, на западе Шун-Ди понял, что это прямолинейное правило отлично работает.

А Лис вряд ли считает, что Сар-Ту заслужил себе право сильного… Однако к тому моменту, как великан подошёл, он благоразумно испарился. Шун-Ди вздохнул с облегчением и попытался улыбнуться:

– Ну, вот и всё, Сар-Ту. Спасибо тебе и команде. Пусть судьба будет милостива к вам, по воле Прародителя.

– Да восславится Прародитель, – сипло произнёс Сар-Ту и приложил сложенные ладони сначала ко лбу, а потом к груди. Лиса он, впрочем, всё-таки успел проводить плотоядным взглядом – настолько плотоядным, что Шун-Ди стало не по себе. – Хотел сказать тебе, Шун-Ди-Сан [3 - Сан – частица, используемая миншийцами в обращении к любому уважаемому мужчине – ровеснику либо младшему (вне зависимости от происхождения). До Восстания не употреблялась при обращении к рабам. ]… Я рад и горд работать с тобой. Всегда это повторял.

– Знаю, Сар-Ту, – серьёзно кивнул Шун-Ди, раздумывая, что бы это могло значить. Обычно Сар-Ту не разбрасывался такими признаниями. – Я знаю это и ценю. Если вопрос в доплате…

– Нет. – (Сар-Ту поморщился, и львиная морда, наколотая на его щеке, точно растянулась в ухмылке). – Плата была щедрой. Я сдержал своё слово, а ты своё – как надо. – (Он помолчал, неотрывно глядя на Шун-Ди; под этими чёрными выпуклыми глазами тот почувствовал себя маленьким и жалким. Более жалким, чем Иней: у того хотя бы есть когти и острые зубы… И – в перспективе – раскалённый пар). – Я не задавал вопросов.

– Это я тоже ценю, – заверил Шун-Ди, беспокоясь всё сильнее. Он вдруг начал жалеть, что Лис ушёл.

За спиной Сар-Ту гребцы, обступив мачту, спускали последний парус, который потемнел от влаги и сильно выцвел: на нём еле угадывался красный цвет Минши. Гребец, сидящий наверху, никак не мог справиться с узлами; он сплюнул на палубу (на «Русалке» – дерзкое нарушение дисциплины), а потом громко и цветисто выругался. Его товарищи заржали, прикрывая руками рты.

Сар-Ту даже головы не повернул. Он (неслыханное дело) был полностью поглощён разговором с Шун-Ди.

– Не задавал, – тяжело повторил Сар-Ту. – Но мог бы.

– Мог бы, – Шун-Ди не стал отрицать очевидное.

– Плаванье было странным. Море гневалось. Мне давно не было так погано на сердце во время рейда, Шун-Ди-Сан, ты уж прости. И то, что в этот раз мы не отчитались перед Светлейшим Советом… – (Сар-Ту покачал большой головой, но вывода не озвучил). – Мне многое не по душе, короче говоря. И ребятам тоже. Они жаловались, что по ночам на палубе видели лису.