Баронские будни - Серг Усов

Нет, до свинства средневековой Европы не дошёл даже Угне Хорнер. Но только потому, что проектировавшие замок люди догадались не устраивать туалет под полом. А так, насколько только можно было загадить замок, настолько его и загадили.

– Ты не переживай, – глядя на кислое выражение лица Торма‚ сказал Олег. – К твоему приезду тут уже будет порядок.

Обсудили судьбу пленных. Сын и наследник барона Угне был убит при штурме, его жена умерла ещё несколько лет назад. От всего семейства осталась только невестка бывшего барона с его внуком на руках. Пока их заперли в своих покоях, ещё не решив, что делать с ними дальше.

Дружинники баронства Хорнер хотели пойти на службу к новому барону, и Торм был не против рассмотреть их просьбы.

– Спать не хочу, есть тоже. В таком свинарнике весь аппетит пропадает. Пойду ещё раз по замку прогуляюсь. Может, что интересного увижу, – Олег повращал головой, снимая усталость‚ и поднялся из кресла. – Валмина, скорее всего, тут придётся оставить.

Глава 5

Гортензия была очень, очень, очень красивой женщиной. Уля даже и не представляла раньше, что такие красивые бывают. Девочка мечтала, что когда она вырастет, то станет такой же.

– Уля, ты, если наелась, то иди к себе, а можешь погулять, если хочешь. Занятий на сегодня хватит, я думаю.

Гортензия обратилась к девочке, заметив, что та уже просто ковыряется в тарелке, ничего не отправляя в свой ротик.

Но Уле ужасно нравилось сидеть за господским столом и слушать безумно интересные разговоры, пусть многого она не понимала совсем.

Первые свои страхи и смущение она давно забыла, особенно после того, как приехала магиня. Жаль, что Гортензия завтра уезжает в далёкий Сольт.

Причину для того, чтобы остаться за столом Уля нашла быстро.

– Я хочу пирожков с вишней. И печенек.

– Да пусть остаётся, – поддержал девочку сам барон Ферм. – Веда, распорядись, чтобы принесли сладости.

– Разбалуешь ты мне ученицу, – с показной укоризной сказала Гортензия.

– Ничего. Это наша соратница, наша будущая надежда и опора. Только вот научится сначала не сразу руками горячие пирожки хватать, чтобы потом дуть на них, а подождать, пока служанка положит ей в тарелку.

Олег пошутил и тут же подумал, что с соратниками у него действительно не густо.

За столом они сейчас сидели вчетвером: он сам, его новый капитан Шерез, ставший им вместо Торма, получившего баронство Хорнер, магиня Гортензия и магиня Уля. Остальные его соратники были кто где.

Чек занимался делами баронства Пален. Там всё обстояло в относительном порядке – спасибо бывшему владельцу. Пользуясь этим, Олег решил напрячь Чека с производством мыла.

Точной технологии его производства он не знал, но где-то читал, что мыло получали вываркой костей. Вот и озадачил Чека. Пусть экспериментирует. А то здешняя антисанитария его порядком достала, хотя, к своему стыду, он, кажется, начал к этому привыкать и уже не так остро реагировал.

Да это и понятно. Олег помнил из истории, что первые вошеловки появились только в восемнадцатом веке, при мадам Помпадур.

Получалось, что и по любимой Д’Артаньяном Констанции‚ и по Миледи из много раз читанного им в детстве романа про мушкетёров, вши ползали без страха. Да и сами герои и героини таких замечательных книг не мылись.

Но Олег теперь понимал, что ставить в вину Александру Дюма, что он об этом не писал, неправильно. Ведь книга была о другом. О дружбе, о любви. А вши и немытые тела – это лишь фон, естественный для того времени, и писать об этом – всё равно что писать о воздухе, которым дышали. Слава Семи, что в этом новом для Олега мире паразиты вроде вшей отсутствовали как класс, а за чистотой тел здесь старались следить, во всяком случае, люди состоятельные и их обслуга. Для этого использовали различные масла и горячую воду. Но вот среди зависимых крестьян или низших слоёв горожан антисанитария процветала вовсю.

Олег иногда теперь размышлял и о морали эпохи, описанной любимым им в детстве писателем, хотя ведь даже не раннее средневековье было, а эпоха Возрождения.

Мальчик и девочка от голода совершили необдуманный поступок, украв какие-то никчёмные «священные сосуды». Мальчишку поймали сразу и прижгли калёным железом, а затем‚ воющего от страха и боли, его приковали к галерному веслу, где он до конца своей недолгой жизни и мучился. Девочке сначала удалось сбежать, но старший брат мальчишки не мучителям своего брата отомстил, нет, это было опасно. Он выследил несчастную девчонку и тоже стал её мучить, вязать и жечь калёным железом лилию на её плече.

Потом эта девочка стала девушкой. Она полюбила и была любимой, пока тот, кого она любила, не обнаружил, что над ней когда-то давно жестоко издевались. И тогда он велел повесить не её мучителей, а её саму, даже не выслушав. Дождавшись асфиксии, ну это когда у повешенного вытекает всё, бывший ухажёр девушки уехал в расстроенных чувствах и потом страдал, не подозревая, что узел был завязан бестолково. И все благородному Атосу сочувствовали. Потому что книга была не о подлости и жестокости, а о дружбе и смелости.

Олег даже как-то во дворе слышал песню под гитару «Невеста графа де ла фэээр…» и считал этого подонка, убившего свою любовь, благородным человеком.

Ему удалось как-то затуманить ту часть своего сознания, которая могла возмутиться тому, что некогда спасённый им от побоев и издевательств Гури сейчас поддерживал порядок не с помощью занесения выговоров в личные дела и не лишением премий, а с помощью телесных наказаний: плетей для мужчин и розог для женщин. Парнишке из Оленевки, который украл топор, а изделия из железа здесь были дороги, и этот топор стоил дороже самого парнишки-серва, по приказу Гури отрубили левую руку, причём выбор руки для отрубания был продиктован не соображениями гуманности, а голым расчётом – серв мог и дальше приносить пользу баронству. А частичная утрата им работоспособности компенсировалась пользой наглядного примера.

Все эти размышления промелькнули в голове Олега очень быстро. Его вообще иногда тянуло пофилософствовать, видимо, сказывалось столкновение в нём морали двух миров, двух эпох.

Олег вернулся к мыслям о соратниках.