Шторм войны - Виктория Авеярд

– И Кэлом ты тоже не сможешь управлять. Во всяком случае, чтобы результат меня устроил, – продолжает Эванжелина, поворачивая нож в ране. – Он не предпочтет тебя мне, когда на чаше весов лежит корона. Прости, Бэрроу. Кэл не из тех, кто отрекается от престола.

– Я сама знаю, из каких он, – парирую я.

Мы обменялись ударами, и обе попали в цель. Если моя жизнь пойдет так и дальше – если все, что я делаю, будет бередить рану, – сомневаюсь, что она в принципе сможет затянуться.

– Он сделал выбор, – говорит Эванжелина. Чтобы уязвить меня и настоять на своем. – Когда он вернет себе Норту – а он ее вернет, – я выйду за него. Скрепить союз, обеспечить Разломам выживание. Сохранить наследие Воло Самоса.

Эванжелина смотрит мне за плечо, в полутьму. По соседней улице проходит патруль – голоса и шаги солдат звучат негромко и спокойно. Судя по форме цвета ржавчины, это Алая гвардия. По большей части бойцы одеты в перешитые армейские комбинезоны со споротыми нашивками. Вряд ли Эванжелина что-либо замечает. Глаза у нее стекленеют, она думает о чем-то своем. О чем-то, что ей не нравится, судя по стиснутым зубам.

– А если ты за него не выйдешь? – спрашиваю я, возвращая Эванжелину к реальности.

Это простой и очевидный вопрос, но она бледнеет, явно шокированная самим предположением. Глаза у нее лезут на лоб, рот удивленно приоткрывается.

Цель у нас одна, хотя мотивы разные. Я позволяю ей говорить, вытягивая именно то, что хочу услышать. Будет лучше, если Эванжелина решит, что это ее собственная идея.

– Не будет никакой свадьбы, если Кэл проиграет, – с усилием выговаривает Эванжелина, глядя сквозь меня. Это – предательство Дома, своих цветов, отца… собственной крови. Я вижу, какая рана кровоточит в ее душе. – Если Кэл не станет королем Норты, отец не пожелает дарить меня ему. Если он проиграет войну за корону – если мы проиграем, – отец будет слишком занят борьбой за собственный трон, чтобы устраивать новую сделку. Или, во всяком случае, отсылать меня слишком далеко.

«От Элейн». Ясно, что она имеет в виду.

– Значит, ты хочешь, чтобы я помешала Кэлу победить?

Усмехаясь, она делает шаг назад.

– Ты многому научилась при Серебряном дворе, Мэра Бэрроу. Ты умнее, чем кажешься. Впредь я не стану тебя недооценивать. А тебе не стоит недооценивать меня.

Броня Эванжелины движется, обретая новую форму. Пластины изгибаются и ползут вдоль тела, как жуки, повинующиеся ее матери-анимозе. Каждая чешуйка напоминает движущееся черно-серебряное пятно. Эванжелина превращает свое облачение в нечто менее шикарное и более существенное. Настоящие доспехи, предназначенные для боя и более ни для чего.

– Когда я говорю, что мы должны остановить Кэла, то имею в виду ваш маленький кружок. Не знаю, впрочем, насколько «малы» Монфор и Алая гвардия. Но не могут же они всерьез поддерживать новое Серебряное королевство. Во всяком случае, если у них нет каких-то серьезных причин.

– А.

Сердце у меня сжимается. Эванжелина открыла карту, которую я предпочла бы оставить скрытой.

– Что ж… да. Не надо быть политическим гением, чтобы понять, что союз Красных и Серебряных таит в себе предательство. Я уверена, что никто из лидеров не доверяет друг другу, – ее глаза сверкают, когда она поворачивается, чтобы уйти. – Кроме, может быть, одного честолюбивого короля, – добавляет Эванжелина через плечо.

Мне это слишком хорошо известно. Тиберий доверчив, как щенок, он охотно следует за теми, кого любит. За мной, за своей бабушкой, а главное – за покойным отцом. Он гонится за короной ради этого человека, ради уз, которые до сих пор не расторгнуты. Уверенность, храбрость и упрямая целеустремленность придают ему сил на поле боя, но во всех остальных случаях они делают Тиберия слепым. Он может предугадать продвижение армий, но не чужие интриги. Он не видит – или не способен разглядеть – махинации вокруг себя. Он не умел этого раньше и не сумеет теперь.

– Он не Мэйвен, – бормочу я, обращаясь сама к себе.

Эхо голоса Эванжелины доносится до меня, отдаваясь от каменных стен.

– О да.

И в ее голосе я слышу отзвук собственных чувств.

Облегчение. И сожаление.

4. Айрис

Вода плещется вокруг моих босых ног, освежает, оживляет. В предрассветный час она холодна, но я почти не чувствую этого – и обретаю прибежище в простом и знакомом ощущении. Я знаю наши воды так же хорошо, как собственное лицо. Улавливаю ритм самых слабых течений, малейшую зыбь реки, впадающей в залив, дыхание озера. Утренние лучи падают на гладкую поверхность воды, покрывая ее бледно-голубыми и розовыми прожилками. Это безмятежное зрелище позволяет мне забыть о том, кто я такая, но ненадолго. Я – Айрис Сигнет, урожденная принцесса, ставшая королевой. Я не вправе ничего забывать, даже если очень хочется.

Мы ждем вместе – моя мать, сестра и я, – не сводя глаз с южного края неба. Туман низко висит над узким устьем Ясного залива, заслоняя полуостров, усеянный сторожевыми башнями, и озеро Эрис. Ветер, дующий с озера, разгоняет туман – показывается все больше и больше башен. Высокие каменные строения, которые чинили и возводили заново сотню раз в течение веков. Они видели больше войн и разрушений, чем известно историкам. Сигнальные огни горят – их слишком много для этого предрассветного часа. Но маяки останутся зажженными весь день, факелы и прожектора будут пылать. Флаги, струящиеся на ветру, отличаются от обычных штандартов Озерного края. На каждой башне реет ярко-синее знамя, перечеркнутое черной полосой – чтобы почтить многочисленных павших в битве при Корвиуме. Знак скорби.

Мы прощаемся с нашим королем.

Все слезы пролиты вчера. Прошлой ночью я проплакала несколько часов. Казалось бы, слезы должны иссякнуть, но они по-прежнему наворачиваются на глаза. Моя сестра, Тиора, держится более стойко. Она вскидывает голову, на которой поблескивает диадема – низко сидящее на лбу переплетение темных сапфиров и агатов. Пусть даже я теперь королева, моя корона намного скромнее – просто нитка синих алмазов с вкраплением алых камней. Символ Норты.

У нас обеих прохладная бронзовая кожа, одинаковые черты лица, высокие скулы, резко очерченные дуги бровей, но Тиоре достались от матери глаза цвета красного дерева. А мне – отцовские серые. Тиоре двадцать три – она на четыре года меня старше. Моя сестра – наследница Озерного трона. Похоже, она родилась строгой и молчаливой; слезы она ненавидит, смеяться не умеет. Идеальный характер для наследницы. Она гораздо лучше меня умеет владеть своими чувствами, хотя я изо всех сил стараюсь быть спокойной, как наши озера. Тиора устремляет взгляд вперед, и ее прямая осанка полна гордости. Даже похороны не заставят мою сестру согнуться. Но, несмотря на свое мужество, она тоже плачет по нашему погибшему отцу. Слезы Тиоры менее заметны – они быстро падают в воду, которая кружит у наших ног. Она – нимфа, как мы все, и использует свою способность, чтобы скрыть слезы. Я бы сделала то же самое, будь у меня силы, но прямо сейчас мне их недостает.