Мертвая вода - Оливье Норек

Его лапы ни на что не опираются. Кот парит. Его глаза цвета желтого янтаря зажигаются, пронзают тьму ярким сиянием, мощным, словно два прожектора, указывают ей путь, на который она не отваживается шагнуть. Ей хочется отступить, но кот рычит, прыгает и вцепляется ей в лицо.

* * *

Утром, прежде чем позвонить Мельхиору, Ноэми надела широкие белые льняные штаны и растянутую футболку. Пока лежащий на кровати ноутбук искал связь, она прикрыла простыней скрещенные ноги и прихватила чашку горячего кофе. На экране возник психиатр.

Ноэми описала возвращение на службу, не упустив ни одного огорчения из случившихся за день. А поскольку док желал ей только добра, она не слишком преувеличивала их значение.

– Мне понятно ваше разочарование, однако я не могу расценивать это как дурную новость. Ваши коллеги знают Ноэми, а не какую-то Но, как вы теперь сами себя называете. Возможно, вам будет проще встречаться с людьми, с которыми вы пока не знакомы? Будь я адвокатом дьявола, я бы сказал, что одно ваше присутствие гораздо сильнее, чем шрамы, заставляет их снова переживать то мучительное событие, ту встречу со смертью, тот незабываемый арест – эти воспоминания напрямую связаны с вами. Возможно, временное расставание пошло бы им на пользу. И вам тоже.

Осознав, что ее рубцы отныне принадлежат всем, Ноэми помрачнела. Док успокоил ее:

– После того несчастного случая между вами установилась некая недосказанность, тайна, будто в вашем доме появился чужак. Когда вы признаете факт, что этот другой есть всего лишь часть вас, вы сможете снова стать единым целым. Но на это потребуется время, сейчас вы пребываете в полном физическом расстройстве.

Тогда она рассказала ему о коте с горящими, как маяки, глазами.

– Интересно. Изучение сновидений – это дверь в ваше бессознательное. Персонажи, которых вы создаете в снах, зачастую представляют лишь вариант вас самой. Этот кот, пытающийся указать выход из тоннеля, есть не что иное, как вы сами, стремящаяся вырваться на свободу.

Фрейд говорит о сновидениях как об осуществлении мечтаний. По правде говоря, я думаю, что вы уже согласились на эту работу. В самой глубине вашего «я» идет война. Это принято называть дефьюзинг [12 - Дефьюзинг (от англ. defusing – раздробление, разъединение) – работа с малыми группами, проводимая сразу после критических инцидентов либо в течение первых 12 часов постэкстремальной фазы в целях диагностики, определения лиц, входящих в группу риска, и смягчения основных проявлений острого стрессового расстройства. ]. По-французски мы определяем этот процесс как «reconnexion», восстановление соединения. Покой сельской жизни представляется мне более подходящим для ведения этой борьбы, чем бешеный ритм города. Вдобавок командировка не таит никаких опасностей, так что, признаюсь, для меня это убедительный фактор.

– Они ни на секунду не могут вообразить себе офицера, которого им предстоит принять. Я оскорбляю почти всех, разве что не вцепляюсь им в горло. Я не пощадила никого: начиная с моего шефа и вплоть до Адриэля.

Мельхиор живо представил свою протеже – гранату с выдернутой чекой – в кабинете шефа судебной полиции и развеселился.

– Если ребенку постоянно твердить, что он совершает одни глупости, он будет нарочно их множить. Повторяйте ему, что он идиот, и ребенок им станет. А все потому, что мы не любим разочаровывать. Именно те люди, на которых вы злитесь, комиссар и Адриэль, отталкивая вас, возвращают вам ваш изувеченный образ. Они не принимают вашу внешность, тогда вы вбиваете гвоздь еще глубже, становясь грубой и жестокой. Вы воплощаете в слова это отторжение, укрепляете их в том, что они думают. Вы стараетесь быть столь же отталкивающей, как ваше лицо. Чтобы не разочаровать их.

Мельхиор изменил угол наклона монитора, чтобы поиграть с освещенностью.

– Будьте добры, перестаньте прятаться. Я вижу только половину вашего лица.

В смятении, будто обнажаясь, Ноэми повернулась к камере анфас. Доктор внимательно рассмотрел ее.

– Скажу честно: в том, что я вижу, нет ничего отвратительного, но вы не готовы услышать и понять это.

На губах Ноэми появилась и мгновенно угасла легкая улыбка…

– Что же касается ваших ночей, если хотите, чтобы они были спокойнее, могу прописать вам локсапин [13 - Локсапин – антипсихотический препарат, в основном используется при лечении шизофрении. ], но он может угнетать ваши сновидения. А для нас было бы более продуктивным иметь возможность услышать то, что они нам расскажут. Запасемся терпением и подведем итог, когда вы окажетесь в… Простите, так куда вас отправляют?

– В Деказвиль, это Аверон [14 - Аверон – департамент на юге Франции, в Окситании. ].

– Аверон? Ах, ну да. Вот как.

15

Хлоя закрыла багажник, нагруженный двумя чемоданами Ноэми, и прислонилась спиной к машине. Пятью этажами выше, в доме напротив, Но готовилась покинуть свою квартиру. Через месяц я вернусь, пыталась она себя утешить. Изменюсь ли я? Станет ли мне вправду лучше?

На зеркале Ноэми губной помадой вывела вопрос: «Ну что? Ты себя любишь? » Ответ на эту записку она даст через тридцать дней. Она было сунула тюбик помады в косметичку, потом подумала, стоит ли брать, и оставила на бортике раковины. Два поворота ключа, а затем еще один разворот – невозможный: она добрый десяток раз позвонила в соседскую дверь, прежде чем старая сова наконец услышала:

– Здравствуйте, мадам Мерсье, я просто хочу предупредить, что некоторое время мы не увидимся. Я записала для вас свой телефон, оставляю ключи от почтового ящика и конверты с марками. Было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы могли пересылать мне почту. Я пришлю вам адрес, когда узнаю.

– С удовольствием, малышка Жюли, – заверила Ноэми старушка.

Решительно, Ноэми не много оставляла после себя. Есть вероятность, что ее переписка окажется в Норвегии, однако следовало рискнуть, потому что никого больше в доме она не знала.

Ноэми закинула дорожную сумку на заднее сиденье и плюхнулась рядом с Хлоей.

– Какой вокзал?

– Аустерлиц.

Ноэми в последний раз взглянула на бежевую стену, с которой, как всегда на посту, наблюдал за ее отбытием кот.

– В любом случае я знаю, что ты за мной последуешь, – сказала она ему.

Часть вторая. Прямо в глушь

16

Вокзал Вивье-Деказвиль, Аверон

Кроме Ноэми, с поезда сошли еще только двое. После семи часов пути она покинула наконец «кукушку» – медленный местный состав, который сделал тысячу крюков, чтобы проехать деревни с неслыханными названиями, которых она, разумеется, никогда не вспомнит. Надо сказать, что, для того чтобы запомнить Ларок-Буйяк, Буас-Паншо и Лакапель-Мариваль, следовало иметь хорошую память или попасть там в аварию.