Берег Живых. Выбор богов. Книга вторая - Анна Сешт

– Позволь нам пройти вместе, прошу, – тихо проговорила она, обращаясь к мастеру, используя ту потаённую часть себя, из-за которой об Эмхет говорили, будто они способны повелевать жизнью каждого в Обеих Землях. – Я отвечаю за своего стража, как вы отвечаете за меня. Если он нарушит что-то, за то держать ответ мне, Анирет Эмхет, дочери Владыки Таур-Дуат.

Под своей ладонью Анирет ощутила, как уходит напряжение Нэбмераи. Мастер замер от неожиданности, потом нахмурился, переводя взгляд с царевны на воина и обратно. Она видела его нежелание впускать их, его сожаление, что вообще дал согласие, его готовность отказать… но нечто в глазах Анирет остановило его в последний момент.

– Тебе держать ответ, дочь Владыки, – сухо проговорил он и отпер дверь.

Анирет отняла ладонь, шагнула в полумрак за учителем, вся поза которого, сдержанная, напряжённая, выдавала его недовольство. Пересекая порог, она ощутила, как пальцы Нэбмераи коснулись её пальцев, едва-едва, но не случайно, и чуть улыбнулась.

Они оказались в узком коридоре, ведущем вниз – видимо, во Внутренние Мастерские. Здесь на стенах не было росписей, и впереди Анирет различала ещё несколько дверей, скрывавших разветвлённые переходы в храмовые помещения, доступ в которые был закрыт даже для большинства обучавшихся в Хенму скульпторов и художников.

Они двигались по каким-то переходам, минуя тайные залы, и мастер бдительно следил, чтобы никто из них никуда не заглядывал. Здесь царила тишина, нарушаемая мистичными звуками, казалось, принадлежавшими иным реальностям, – тихой музыкой, перестуком камня и звоном металла. Пространство преломляло далёкие голоса – не то песни и гимны, не то смутные многоликие речитативы, которые бормотали жрецы и жрицы, зачаровывавшие и оживлявшие камень и глину. Анирет казалось, что она вошла в саму утробу творения, и в какой-то мере так и было – Внутренние Мастерские храма были отражением мастерских Великого Зодчего и Матери Живых. Здесь воссоздавались отражения дарованной ими жизни – статуи, наполненные жизненной энергией Богов и смертных, храмовые атрибуты, удивительные амулеты… и легендарные големы, которые, согласно слухам, помогали рэмеи в войне так же, как эльфам помогали творения их волшбы родом из зачарованных чащоб.

Анирет не запоминала дорогу, да и не ставила себе такой цели – была уверена, что мастер намеренно ведёт их так, чтобы запутать. А Нэбмераи, должно быть, следил. Или, может, просто прислушивался к мистичному течению жизни здесь, соприкасаясь с иным, неподвластым даже Таэху Знанием? Ведь что Таэху ценили больше, чем Знание? ..

Наконец мастер привёл их в какой-то тёмный зал и запер дверь, а потом зажёг светильники по стенам. Зал, безусловно, был мастерской – Анирет видела полуобработанные куски камня, которым предстояло стать стелами, и инструменты. А в центре зала лежала фигура, укрытая полотнами тканей с нанесёнными на них формулами заклинаний. Такой покров придавал ей сходство с мумией. Вот только размеры… в статуе было полтора или два рэмейских роста.

– Ты обещала, что тебе держать ответ, дочь Владыки, – сухо напомнил мастер, отставляя светильник на один из столов и обходя фигуру. – Замкни уста и свои, и своего стража, госпожа царевна, – таинство это не для чужих глаз.

Анирет спокойно кивнула, не в силах отвести взгляд от того, что было скрыто под полотнами. Нэбмераи рядом с ней, казалось, даже не дышал, преисполнившись ощущением важности момента.

– Вот что мы создаём по просьбе твоего отца-Императора, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, – торжественно произнёс мастер, стягивая одно из полотен и обнажая лицо, едва отличимое от живого.

Царевна вспоминала легенды о Гончарном Круге Матери Живых, иносказательно говорившие о том, что в смертном теле было собрано всё, что составляло земной план бытия – и соли земли, и животворные паводковые воды. Вспоминала всё, что знала как жрица, об одухотворении материи, и то, как впервые держала в руках комочек священной глины, когда дядюшка Хатепер рассказывал ей о причинах вражды и общем враге, а в его ладонях рождался маленький сокол, которого он обжёг после и подарил Анирет в качестве амулета. Когда она брала этого сокола в руки, тот казался почти живым, как и все артефакты, являвшиеся не безделушками, а вместилищами энергии. Но то, что она видела перед собой… было чем-то совсем иным.

Мастер поманил её к себе, и она приблизилась, заглянула в безмятежное, точно спящее лицо статуи, различая оттенки краски, так похожие на цвета живой кожи, особенно при неверном освещении светильников и длинных тенях мастерской. В чертах было что-то от статуй Ваэссира, охранявших входы в святилища, но форма рогов была не как у Эмхет – такая встречалась часто среди жителей Империи.

Сознание Анирет было по-жречески отстроено, а восприятие – обострено до предела с самого мига, как она переступила порог храма. И потому сейчас она чувствовала… нет, не вполне жизнь – скорее, своего рода ожидание жизни, потенциал жить внутри этого творения. И этот потенциал звал её, робко, с надеждой. Царевна коснулась лица статуи, ощутив прохладу окрашенной глины или камня, отодвинула ткань, оглядывая прижатую к телу руку, сжимавшую нечто вроде короткого спрятанного в ладони цилиндрического жезла с иероглифической формулой, положила свою ладонь на сомкнутые пальцы голема и прислушалась. Всё затихло, даже отдалённые голоса и звуки в храме – она слышала только ритм своей крови, размеренный, как бой ритуального тамтама, и звук этот точно нарастал издалека. Пальцы гиганта под её ладонью вдруг дрогнули, и это показалось совершенно естественным…

Рука мастера мягко сжала её запястье.

– Позволь ему спать, госпожа, – тихо проговорил он. – Хотя на твой зов, на зов золотой крови, могут подняться все големы нашего храма.

Анирет отняла ладонь, и статуя снова стала лишь статуей. В тот миг, даже без слов учителя, она поняла основную суть таинства – эта жизнь была отражением жизни, дарованной Амном. Материя одухотворялась тем, что уже существовало.

И какова была цена, какова была жертва, она не хотела знать, но уже понимала, что узнает. Потому что если отец велел создать новых големов – он готовился к войне.

Мастер накрыл статую полотнами, задержал на несколько мгновений взгляд на лице голема и шепнул что-то ласково. Царевна невольно подумала о родстве, которое скульпторы, а тем более скульпторы-мистики, испытывали со своими творениями.

Потом старший рэмеи притушил светильники и вывел Анирет и Нэбмераи наверх. Здесь, в царстве солнечного света и привычных живых форм, могло показаться, что всё привиделось, что не было только что похода во Внутренние Мастерские и дрогнувших пальцев под её ладонью. Но именно здесь Анирет осознала, почему сегодня ей так нужно было попасть в тот зал.