В ожидании сердца - Юрий Поляков

Премьеру приняли на ура. «Интересно, она слышит эти овации? » – спросил ворчливо мэтр. «О да! У Татьяны Васильевны в кабинете радиотрансляция! » – с трепетом ответила завлит. Но Доронина сидела в глубине директорской ложи и загадочно улыбалась. Не только у Говорухина были свои методы выдавливания из соавтора результатов, но и у художественного руководителя тоже имелись свои хитрости, чтобы постановщика, утомленного бурной общественной деятельностью, «завести» и, разозлив, подвигнуть на художественный рекорд. Так и вышло: вот уже 19-й сезон в МХАТе имени Горького играют «Контрольный выстрел», а любой спектакль идет, пока на него идет зритель. В марте 2014 года давали благотворительный «Выстрел» в поддержку Крыма, вернувшегося домой. На сцену вышел подводник Леша и стал рассказывать, как непросто служится в Севастополе, как власть бросила ржаветь Черноморский флот, как даже русских книг не стало «в незалежной Украине», а «только про то, какие все москали – сволочи…» И зал, встав, зааплодировал. «А я-то думал все это давно устарело! – повернулся ко мне Говорухин. – Хорошо мы тогда с тобой написали! » Станислав Сергеевич не дожил до рейдерского захвата МХАТа имени Горького в 2018 году и бессовестного низложения Дорониной, всю жизнь верой и правдой служившей русскому реалистическому театру и Отечеству. Но еще не вечер…

3. А у вас по-настоящему…

Окрыленный и кое-что понявший во время репетиций «Контрольного выстрела», я досочинил комедию «Халам-бунду» и показал Вячеславу Шалевичу, а он предложил ее продюсеру Юлию Малакянцу. Был приглашен режиссер Сергей Кутасов, и вышла роскошная антреприза с участием Сергея Никоненко, Кати Климовой, Дмитрия Харатьяна… Играли спектакль в больших залах, например, в Центре на Яузе – бывшем телевизионном театре. Как-то с друзьями мы сидели в ложе, и я, млея от авторского восторга, шептал: «Погодите, то ли еще будет во втором акте! » А во втором акте бесследно исчез один из персонажей – Костя Куропатов, отец главной героини. Его текст актеры поделили по-братски, отчего на сцене начался антисюжетный ужас. Я ждал, когда зрители начнут свистеть, как на стадионе, если мазила-нападающий бьет мимо пустых ворот. Но зал, включая моих друзей, с интересом наблюдал за происходящим на сцене, хохоча над репризами. Едва сошелся занавес, я помчался в гримерку, чтобы устроить скандал, и узнал: исполнителя роли Кости в антракте увезли с сердечным приступом. Выбор у актеров был невелик: выйти к публике – извиниться и разойтись или доигрывать как получится. Они выбрали второе. Я понял и побежал в магазин за выпивкой – снять общий стресс.

Дальнейшая судьба этой антрепризы печальна и показывает, насколько хрупка судьба любой постановки. Это тебе не кино: снял, нашлепал копий и крути до одури. Исполнитель главной роли – бизнесмена Владимирцева – страдал запоями, недугом более типичным для писателей, но встречающимся и среди актеров. Когда в третий раз он сорвал гастроли и обрек продюсера на серьезные убытки, проект прогорел и закрылся. Но пьеса вскоре был поставлена в МХАТе имени Горького тем же Сергеем Кутасовым. В спектакле блистал народный артист Михаил Кабанов, игравший предводителя районного дворянства Лукошкина. Он, лукавец, загримировался под Никиту Михалкова, надел широкополую шляпу и говорил неповторимым амвонным тенорком Никиты Сергеевича. Едва Кабанов-Михалков в белом костюме появлялся на сцене и произносил несколько слов, зал заходился от хохота.

Комедия «Халам-бунду» по сей день широко идет в России и СНГ. Последние постановки, которые я видел в русском бакинском театре и Иркутском драмтеатре имени Охлопкова – были чудо как хороши! Посещая премьеры, я невольно исполнил наказ Гоголя – «проездился по России», лицезрел много постановок, хороших и разных. Но одна запомнилась особенно. Художественная руководительница, встретив меня у поезда, таинственно шепнула: «Юрий Михайлович, мы приготовили вам сюрприз! » Весь спектакль я томился в ожидании. «Сейчас, сейчас! » – интимно шептала мне худрукиня в темноте директорской ложи. Наконец сыграли предпоследнюю сцену. Многообещающе опустился занавес. «Что же они там такое придумали на финал? – гадал я. – Наверное, что-то фантастическое, если так долго меняют декорации. Может, саванну сооружают? » Занавес открылся, и актеры вышли на поклон. Последняя сцена, где молодые герои сливаются в пылком «халам-бунду», была просто выброшена. Сюрприз! «Ведь правда же так лучше? » – спросила худрукиня голосом женщины, сделавшей новую прическу. Я только вздохнул в ответ, ибо к тому времени понял: спорить с режиссером, как спорить с инспектором ГАИ, бессмысленно. Прав тот, у кого полосатый жезл, а в театральном деле жезл всегда у постановщика. Но об этом мы еще поговорим…

На премьере «Халам-бунду» я познакомился с Александром Ширвиндтом. Он предложил мне написать что-нибудь для Театра сатиры, и через год я принес ему «Хомо эректус, или Свинг по-русски». Пьеса его озадачила, но понравилась. Стали искать режиссера, кандидатуры появлялись и отпадали. Наконец сговорились с Вячеславом Долгачёвым, худруком окраинного московского театра. Сделали распределение. Но случилось невероятное: артист, который должен был играть диссидента, ставшего депутатом-жуликом, отказался от роли по идейным мотивам, мол, эта комедия – клевета на светлые идеалы демократии. Вообще такие слова в устах актера звучат примерно как рассуждения боксера о бесценности каждой клетки головного мозга. К идейно возбудившемуся артисту примкнули другие исполнители. Стало ясно: детей просцениума кто-то накрутил. Между тем Долгачёв меня успокоил, шепнув: если здесь пьесу мне вернут, то он с радостью возьмет ее в свой окраинный театр, где и поставит. Меж тем скандал разрастался. Актеры обратились к Ширвиндту с петицией: пьеса Полякова вообще не в демократических традициях театра. Долой! В общем, бунт на корабле.

Но Ширвиндт железной рукой подавил мятеж, сделал новое распределение, и состав получился звездный: Валентина Шарыкина, Алена Яковлева, Юрий Васильев, Олег Вавилов, Светлана Рябова. Но тут, озаботившись своей либеральной репутацией, отказался от постановки окраинный режиссер. Поговаривали, Минкультуры (им тогда руководил Михаил Швыдкой – мой давний соратник по бюро Краснопресненского райкома ВЛКСМ) обещал Долгачёву взамен финансовое вливание. Я к тому времени пришел в ЛГ и за позицию главного редактора расплачивался как драматург. Но об этом ниже. Итак, пьеса зависла на два года, первоначальный азарт стал угасать, а в театре, как в любви, отложенное желание ни к чему хорошему не ведет. Руководство при встрече улыбалось мне все шире, но в глаза смотрело все реже: верный признак агонии проекта. Появились и отпали несколько постановщиков.

Напоследок на всякий случай позвали Андрея Житинкина. Он взялся за дело решительно и быстро сбил пьесу в мощный спектакль. В отличие от Говорухина, заставлявшего меня сидеть на репетициях, Житинкин лишь позволил автору прочитать пьесу актерам: слушали, должен признаться, без восторга. После читки ко мне подошла интеллигентная девушка, похожая на тихую мученицу сольфеджио, и прошелестела: «Мне поручена роль Кси. Проститутки… (она покраснела). Но в этом образе мне многое непонятно…» «Еще бы! » – подумал я в тоске, а потом навел справки: ко мне подходила Елена Подкаминская. В труппе она недавно, ученица Ширвиндта, и он возлагает на нее большие надежды. Катастрофа! В следующий раз я увидел актеров только на показе «для пап и мам». Особенно мне понравилась Кси, буквально воспламенявшая зал своим простодушным бесстыдством. Я склонился к Андрею и шепнул благодарно: «Молодец, что заменил Подкаминскую! Новая – что надо! Как ее фамилия? » «Подкаминская…» – был ответ.