Господин мертвец. Том 1 - Константин Соловьёв

Еще были гранаты. Их брали с запасом, столько, сколько возможно – по десять штук, двадцать, даже тридцать. При зачистке траншей граната представляет собой немаловажный инструмент. «Веселые Висельники» чаще всего были хорошо защищены от любого огнестрельного или холодного оружия, но привычка запускать в подозрительное место гранату была живучей в равной степени у обычных штурмовиков и у мертвых.

Наиболее сложной была работа у гранатометчика штурмовой группы. Он шел по зигзагообразным ходам первым, используя обе руки для того, чтобы метать свои смертоносные снаряды по навесной траектории за углы траншеи. Именно за ними штурмовиков обычно подстерегали опасности, скрытые резкими поворотами от линии огня атакующих. Для такой работы нужно было иметь твердую руку и верный глаз. В третьем отделении лучшим гранатометчиком считался Юльке, тот самый, что дырявил французские головы «свинобоем», но с ним по этой части мог поспорить и Эшман из четвертого.

«Висельник» в полной боевой экипировке представлял собой странное зрелище. Со всех сторон поверх стального доспеха он был опутан ремнями, подсумками, инструментом и оружием. Наверно, даже саперам не приходилось навьючивать на себя столько всего. Это была целая мобильная крепость, способная действовать как в составе группы, так и самостоятельно. И последнее вовсе не было редкостью. В хаотичных переплетениях чужих траншей, где сложно было держаться ориентиров, а ситуация подчас менялась молниеносно, штурмовые подразделения нередко рассыпались на пары или действовали поодиночке, иногда в течение нескольких часов или даже дней.

В своем роде «висельники» были болезнетворными организмами, запущенными в огромное тело и путешествовавшими по его артериям и венам, стараясь поразить как можно больше жизненно важных центров и органов. Успех штурма зависел от того, удастся ли им нащупать уязвимые места и обрушить защитные системы этого организма. И даже нечеловеческая сила мертвецов и прочные доспехи не могли служить надежной гарантией, когда в дело вступал мощный иммунитет.

«Мертвецы в рыцарских доспехах, – подумал Дирк отстраненно. – Обвешанные гранатами, с ружьями, боевыми топорами и пиками в руках, насмешка самой смерти над человеческой жаждой убийства. Когда-то рыцари были символом доблести и справедливости, пусть это не мешало им отрывать друг другу головы, а теперь под сверкающими доспехами мертвое, издающее знакомый запах мертвечины мясо. Мертвое воинство в стальной броне».

Перед боем «висельники» становились сосредоточенны и молчаливы, возбуждение отступало, как последние лоскуты ночи отступают со стремительно светлеющего неба. Дирку было знакомо это чувство. Тело немеет, становится непослушным, тугим. Как будто заранее готовится испытать все возможные нагрузки. Сейчас ты сидишь в окопе, привалившись к земляной стене, и видишь только верхушки травинок, шелестящие на ветру. А через минуту ты уже будешь бежать между воронками прямо на ощерившиеся пулеметами амбразуры, и в голове твоей, пустой и гулкой, будет звенеть лишь одна мысль. Выжить.

Мертвецы не испытывают страха. Никто не паниковал, не теребил оружия, не вздрагивал. В последнюю минуту перед боем «висельники» испытывали лишь спокойную сосредоточенность сродни медитативному трансу. Так может ощущать себя оружие перед выстрелом. Ни страха, ни эмоций, лишь ощущение холодной стали и готовность отозваться щелчком спускового крючка на усилие хозяина.

Сейчас, разглядывая скрытые шлемами лица своих бойцов, Дирк думал не о ждущих их французских пулеметах, а о том, что слуги всегда похожи на своего хозяина. И если в мире живых это часто звучит как метафора, то в Чумном Легионе – несомненная истина. Молчаливая воля хозяина-тоттмейстера настраивала всех на один лад. Словно каждый из них сейчас был радиоприемником и все они настроились на одну и ту же волну. Волну эту невозможно было засечь или обозначить, но ее присутствие ощущалось всеми, от унтеров и ефрейторов до самого последнего бойца.

Характер мейстера в некоторой мере передавался и его отряду, людям, в которых он вдохнул жизнь или ее подобие. Когда-то Дирк считал, что это миф. Когда-то давно, когда само слово «тоттмейстер» еще обозначало для него нечто таинственное и жуткое, а упоминание Чумного Легиона рождало короткий укол стылого страха. О, тогда он знал много сказок и легенд о мертвецах, которых воля проклятого колдуна заставила вновь взять в руки оружие. Вроде того, что тоттмейстер вливает мертвецу в рот каплю своей гнилой крови, чтобы подчинить его разум. Эта кровь становится частью воскресшего, а сам он становится частью тоттмейстера, перенимая его привычки, умения и знания, превращаясь в его беспомощную копию.

Это было выдумкой – мейстер Бергер никого не поил собственной кровью. Он вообще не любил ее вид. Но всякая легенда, содержащая в себе ложь, подчас содержит и зерно истины, которое не сразу разглядишь.

Они все, «Веселые Висельники», были частью Бергера, хотелось им мириться с этим или нет. Как и у прочих отрядов Чумного Легиона, их связь со своим мейстером, держащая их в затянутом сгоревшим порохом мире живых, проводила не только его приказы, но и нечто большее.

У каждой роты Чумного Легиона был свой неизменный мейстер, со смертью которого кончалось и ее служение. И в каждой роте были свои традиции, правила, своя тактика, своя организация, свои цвета и обозначения. В этом не было ничего удивительного.

«Адские Керберы» вселяли во врагов ужас своей демонической яростью, которая бросала их вперед, невзирая на потери. Они крушили врага тяжелыми топорами, похожими на мясницкие, и издавали при этом такой рев, что с их пути нередко бежали даже гвардейские части. В бою они не рассуждали и действовали инстинктивно, как дикие звери, что часто приносило наилучший результат на поле боя. По слухам, таким же был их мейстер, старый Ханс фон Грайер, за которым ходила слава безумца, безрассудного рубаки и бретёра [28 - Бретер (от фр. brette – шпага) – любитель дуэлей. ]. Его «Адские Керберы» унаследовали от него если не все черты, то большую их часть. Конечно, Грайер мог устанавливать в своей роте любые порядки, какие ему вздумается, но его мертвые бойцы не просто следовали им, за годы службы они начинали воплощать в себе его воззрения и образ мыслей. Слишком быстро и охотно – даже для солдат, которые стремятся походить на своего командира.

Или взять «Смеющихся Покойников» Фридриха Вадера, которые прославились не только благодаря своим военным успехам, но и из-за свойственного только им циничного отношения к жизни и смерти. Все, кто сталкивался с этой ротой, отмечали, что ее бойцы апатичны, но при этом не лишены чувства юмора и охотно шутят даже на те темы, которые у обычного человека вызывают дрожь. В этом они точно повторяли характер их мейстера Вадера, хоть каждый из них и являлся индивидом со своим именем, прошлым и воспоминаниями.