Очи наяды - Наталья Александрова

С этими словами паломник взял свой посох, повернул набалдашник, и внутри посоха обнаружилась пустота, словно в пастушеской свирели. Только внутри посоха была заключена не музыка…

Паломник наклонил посох и вытряхнул из него свернутый в трубку кусок пергамента, бережно расправил – и хозяин дома увидел покрывающие его аккуратные буквы древнего армянского алфавита.

– Железное письмо! – проговорил он с благоговением.

– Ты прав, брат. Это древнее священное письмо, дарованное нам нашими великими предками. На этом пергаменте записано древнее заклинание, которое, когда придет время, вернет нашей стране былое могущество.

Паломник на какое-то время замолчал, опустив плечи, словно на него давил тяжкий груз. Видно было, что следующие слова даются ему с большим трудом.

– Я должен был передать тебе только очи Анаит. Пергамент с заклинанием предназначался другому человеку, в другом городе. Но в последние дни я замечаю, что за мной следят. Чудом мне удалось сбить преследователей со следа, чтобы дойти до твоего дома. Но вряд ли мне будет долго улыбаться удача. Вряд ли я смогу дойти до следующего соотечественника. Поэтому я прошу, чтобы ты оставил этот пергамент у себя.

– Это великая честь для меня, брат!

– Это не только честь, но и опасность.

– Я ничего не побоюсь, брат, чтобы сберечь эти святыни. Я не пожалею ради них собственной жизни.

– Я знаю, что ты предан вере предков. Но прошу тебя – будь осторожен, ибо от этого зависит слишком многое.

– Можешь не сомневаться во мне, брат.

На какое-то время в комнате наступила тишина, затем хозяин проговорил:

– Ты устал с дороги, брат. Мои слуги приготовили для тебя комнату, где есть мягкая постель. Они проводят тебя туда, и ты сможешь отдохнуть. Мой дом к твоим услугам, можешь жить здесь, сколько пожелаешь…

– Благодарю тебя за гостеприимство, брат, но не могу принять его. Я должен идти дальше, сегодня же, прямо сейчас.

– Как же так? Ты устал… ты должен отдохнуть!

– Увы, уже сегодня я должен покинуть ваш город.

– Но ведь ты уже исполнил свой долг! Передал мне священные реликвии! Ты заслужил отдых…

– Увы, у меня есть еще одно дело, очень важное дело, о котором я никому не могу сказать – даже тебе, брат.

– Но день уже клонится к вечеру! Ночь застанет тебя в пути! Тебе нужен ночлег, а в моем доме спокойно и безопасно…

– Я благодарен тебе, но долг превыше всего. Я должен идти дальше. Не удерживай меня, брат, – от этого зависит слишком многое.

– Что ж, хоть я и не понимаю такой спешки, но не смею перечить тебе. Возьми хотя бы немного еды в дорогу, слуги сложат ее для тебя в котомку.

– Спасибо, брат! И да хранят тебя древние боги!

Паломник обнял гостеприимного хозяина, взял котомку с едой и вышел из дома через заднюю дверь.

Герман Карлович вышел из метро, прошел по Невскому, пересек Екатерининский сквер и подошел к импозантному зданию театра. Но направился не к центральному входу, а к неприметной двери с правой стороны.

Стоящий за дверью пожилой господин в униформе капельдинера строго взглянул на Германа Карловича и произнес хорошо поставленным голосом бывшего актера:

– Куда вы, сударь? Это служебный вход! Сюда можно только сотрудникам театра!

– Vita brevis, ars longa! – проговорил в ответ Герман Карлович, в конце фразы стукнув об пол своей тростью.

– Жизнь коротка, искусство вечно, – перевел его слова с латыни капельдинер. – Что ж, пароль вы знаете. Можете проходить! – и он открыл перед посетителем неприметную дверь с табличкой: «Служебный гардероб».

За ней и правда обнаружилось небольшое помещение гардероба, разгороженное пополам деревянным барьером. По другую сторону барьера висели десятка два пальто и плащей разного цвета, а на стуле дремала дородная женщина пенсионного возраста в вязаной кофте и белых митенках. При появлении Германа Карловича она открыла один глаз и строго осведомилась:

– К кому?

– К Марине Леонидовне.

– Пожалуйста, проходите! – гардеробщица открыла второй глаз, поднялась со стула и откинула часть барьера, открыв проход на свою территорию.

Герман Карлович шагнул вперед, а гардеробщица, сдвинув часть висящей у нее за спиной одежды, указала ему на небольшую темную дверь, ведущую в длинный полутемный коридор.

Миновав этот коридор, Герман Карлович оказался перед следующей дверью, резного темного дерева, за которой находилось просторное помещение с высоким сводчатым потолком. Все стены были заняты книжными шкафами и стеллажами, в трех метрах от пола проходила ажурная деревянная галерея, дающая доступ к верхним полкам. В центре тоже стояли книжные шкафы, между которыми расположились несколько письменных столов красного дерева. На каждом столе имелась лампа с зеленым абажуром. Еще один стол находился слева от входа, и за ним сидела миниатюрная особа неопределенного возраста с завитыми светло-пепельными волосами.

Герман Карлович подошел ближе и увидел, что дама очень стара – ее лицо покрывала сеть мелких морщинок и россыпь пигментных пятен. Впрочем, он был так давно с ней знаком, что не обращал внимания на такие мелочи.

– Гермоша, дорогой, как долго тебя не было! – воскликнула библиотекарь и тут же прихлопнула рот сухонькой ладошкой, похожей на птичью лапку, – должно быть, вспомнила, что в библиотеке полагается соблюдать тишину.

– Здравствуй, Мариночка! – вполголоса ответил Герман Карлович. – А ты все хорошеешь!

– Противный! – рассмеялась дама. – Разве можно шутить над такими вещами?

– Я не шучу!

– Да ладно тебе. Говори лучше, зачем пришел?

– Мне нужно «черное кварто».

– Каталог Штакельбергера? – уточнила Марина Леонидовна, мгновенно посерьезнев.

– Ну да. Только не говори, что он на руках. Я все равно ни за что не поверю.

– Не скажу. Ты прекрасно знаешь, что такие книги мы не выдаем на руки. Никому. Даже тебе.

– Знаю. И не прошу. Мне бы только посмотреть…

– Посмотреть можно. Но ты знаешь наши правила – ничего не выносить и ничего не фотографировать. Так что, будь добр, сдай мне телефон. Получишь при выходе.

Герман Карлович отдал Марине Леонидовне свой мобильник, который она тут же убрала в правый ящик своего стола. Затем поднялась и, чуть заметно прихрамывая, направилась в дальний угол зала, катя перед собой небольшую тележку.