Антрацитовое небо - Екатерина Ландер

Стало очень обидно, что меня совершенно не желают выслушать, и не хотелось продолжать разговор.

Я просидела в комнате несколько часов, тупо глядя в угол и дожидаясь, пока схлынет пришедшая взамен радости волна обиды, и успокаивала себя: с папой, по крайней мере, все в порядке и он снова дома. Все хорошо. А позлится – и перестанет. С кем не бывает…

Наконец уговоры возымели действие, и я со вздохом принялась за обычные повседневные дела: перестелила разворошенную кровать, выкинула из сумки учебники, сняла со стула и убрала в шкаф одежду, саму школьную сумку забросила под стол и, включив лампу, села разгребать ворох домашнего задания на следующую неделю.

Нужно разобраться, пока есть время, чтобы потом жилось полегче.

Меня не сильно утруждали задания в школе, но необходимо было сосредоточиться, а именно это сделать сейчас и не получалось. Над головой постоянно стучало и бухало об потолок, хотя я знала, что нахожусь на последнем этаже и даже чердака никакого под крышей нет. Наверное, так проминался, давя на крышу, накопившийся снег или ветер гнул антенны и сбрасывал сугробы по скату вниз, а оттого казалось, сверху что-то постоянно скребется и шуршит.

И еще опять постоянно горели и зудели ладони. Не так больно, но неприятно. Словно не отпуская держишь в руках чашку горячего чая.

К тому моменту, как я закончила делать уроки, было уже больше четырех часов и на улице постепенно стемнело. Отложив исписанную английскими словами тетрадь, я устало потянулась, вставая из-за стола.

Оставалась одна математика, в которой мне требовались совет и помощь, поэтому, не откладывая на потом, я тут же позвонила сведущей в этом деле однокласснице, договорилась забежать через полчаса и впервые после ссоры с отцом осторожно приоткрыла дверь и выглянула из комнаты.

В коридоре стояла мягкая темнота. В кухне теплился на плите забытый чайник, в раковине лежала одна грязная тарелка и вилка. На столе я нашла сковородку с наполовину съеденной яичницей, чистую тарелку и приборы напротив моего места. Стараясь двигаться осторожно и тихо, я переставила сковороду в холодильник и неслышно прошла к папиной мастерской. Сквозь оставленную между стеной и дверью щель просачивался оранжевый луч света. Я осторожно заглянула внутрь.

Отец сидел за столом, спиной ко мне, но не работал, а сосредоточенно перекладывал перед собой непонятные вещи в свете маленькой лампы. Услышав скрип двери, он не обернулся, но я угадала, как напряглась под моим взглядом его спина, и сказала негромко, заранее готовясь, что меня не поймут или не станут дослушивать до конца:

– Я искала тебя весь вчерашний вечер. Если хочешь, спроси у соседей, они подтвердят. А ушла только потому, что случайно захлопнула дверь. Один мой знакомый согласился помочь и приютил меня на ночь. Я боялась, что с тобой случилась беда, понимаешь?

Спина не реагировала, оставаясь неподвижной, а я ждала. Наконец, когда пауза начала затягиваться, вздохнула:

– Ладно, я к Таньке за математикой. Скоро буду…

Уходя, я так же осторожно прикрыла за собой дверь и, взяв в комнате шубу и учебник, вышла из квартиры.

Вечером зима все-таки решила прибрать обратно захваченные горизонты – с неба сыпался искрящийся, рассыпающийся хлопьями снег, щеки покалывало от мороза. Сунув в уши наушники и включив ненавязчивое музыкальное сопровождение, я шла знакомым маршрутом, неспешно размышляя о случившемся за полтора дня.

Странно иногда получается: живешь, общаешься с кем-то, кто рядом, а потом извне неожиданно приходит незнакомый человек, разом расширяя границы исследуемого тобой мира.

Человек-мир. Человек-новая-Вселенная…

Если бы в тот момент меня спросили, откуда появились в голове романтически-розовые мысли, я, наверное, не смогла объяснить.

Равно как и внезапно возникшую симпатию к почти не знакомым мне людям.

Но сегодня я не считала Германа сумасшедшим за его мистические наклонности. Увлекаются же многие всерьез коллекционированием марок, виниловых пластинок, значков, монет и прочей дребедени. Так почему же называть ненормальным человека, собирающего забавные сказки?

Одно жаль: история о встрече Германа и Марты со мной завершилась слишком стремительно, едва ли вообще успела начаться. Радовало только, что закончилась она в лучшую сторону. А те двое наверняка уже завтра забудут случай о девочке, побоявшейся ночевать одной в пустой квартире…

За размышлениями ноги сами собой незаметно вынесли меня на знакомую дорожку мимо кладбища, и я остановилась, только поравнявшись с чугунной решеткой подвесных ворот, запертых на ночь. Рядом с ними виднелась маленькая калитка.

Вообще, каждый раз проходя мимо этого места, я старалась ускорить шаг. И вовсе не из-за суеверного страха о восстании живых мертвецов – отец не уставал повторять, что живые могут причинить гораздо больше вреда, чем несуществующая нечисть. Но ведь лучше не лезть туда, куда не просят, если не желаешь нарваться на проблемы. В лице, например, малоприятных в общении членов общества, шатающихся по безлюдным местам…

Противореча сама себе, я остановилась, вглядываясь в рябящую снегом туманную даль, Почудилось, будто в недосягаемой для фонарей темноте показался человек с собакой.

Вспомнились вчерашние слова Марты: «А он не собака. Он – грим. Без кладбищ не может. Вот и приходится Герке с ним таскаться».

Я собиралась окликнуть его, но приглядевшись, заметила вдруг одну странную особенность: видневшиеся неподалеку фигуры не двигались, замерев на месте, возле одного из торчавших под снегом памятников.

Ветер не доносил никаких звуков, но по напряженным позам угадывалось, что они чем-то там занимаются и явно неспроста…

Подозрения уже начали закрадываться в мою голову, когда я тихонько приблизилась к калитке, не спуская взгляда с притаившейся в глубине кладбища странной пары. Два темных силуэта, точно прорисованные по контуру угольным мелком. Лишь сейчас я поняла: у неизвестных не было ни лиц, ни одежды – только черная оголенная пустота. По спине прошла волна холодных мурашек – верное предчувствие беды.

Я ненадолго отвела глаза в сторону, а когда снова повернулась, почувствовала на себе пристальный тяжелый взгляд. А потом увидела его…

Существо, которое я поначалу приняла за собаку, медленно поднялось в полный рост, обнажая взгляду разрытую яму из снега и глины, в которой копошилось, и нечеловечески завывая, огромными неуклюжими прыжками кинулось в мою сторону.

Меня пригвоздило к месту, а сердце упало в пятки. Я глядела на огромную, обросшую шерстью тварь, которая гигантскими прыжками пересекала пространство, делаясь все отчетливее и ближе, но становясь только более зловещей.