Собрание сочинений в шести томах. Т. 1: Греция - Михаил Гаспаров

        Если вы денег дадите, спою, гончары, я вам песню:

        «Внемли молитвам, Афина! десницею печь охраняя,

        Дай, чтобы вышли на славу горшки, и бутылки, и миски,

        Чтоб обожглись хорошенько и прибыли дали довольно,

        Чтоб продавалися бойко на рынке, на улицах бойко,

        Чтобы от прибыли жирной за песню и нас наградили».

        Если ж, бесстыжее племя, певца вы обманете дерзко,

        Тотчас же всех созову я недругов печи гончарной:

        «Эй, Разбивака, Трескун, Горшколом, Сыроглинник коварный,

        Эй, Нетушим, на проделки во вред ремеслу тороватый,

        Бей и жаровню и дом, вверх дном опрокидывай печку,

        Все разноси; гончары же пусть криком избу оглашают…

        Пусть они с жалобным стоном на лютое бедствие смотрят! »

        Буду, смеясь, любоваться на жалкую долю злодеев.

        Если спасать кто захочет, тому пусть голову пламя

        Всю обожжет, и послужит другим его участь наукой.

«Илиада» и «Одиссея» – очень длинные поэмы, по триста с лишним страниц. Переход от сочинения небольших былин к сочинению длинных связных эпопей – дело сложное. Тут было два пути. Один более легкий: можно было нанизать эпизоды подряд, складывая конец одного с началом другого, от самого похищения Елены и до возвращения всех героев. Другой более трудный: можно было взять какой-нибудь один эпизод и, расширяя его подробностями, вместить в него все, что было поэтически интересного во всей Троянской войне.

Гомер пошел по трудному пути. Он выбрал для каждой поэмы только по одному эпизоду из десятилетней войны и десятилетних странствий. Для «Илиады» это гнев Ахилла на Агамемнона и его жестокие последствия: гибель Патрокла и месть Ахилла Гектору. Для «Одиссеи» это последние два перехода в плаванье героя: от острова Калипсо до острова феаков и от острова феаков до родной Итаки, а там – встреча с сыном, расправа с женихами Пенелопы и примирение. Все предшествующие эпизоды скитаний Одиссея вмещены в его рассказ о себе на пиру у феаков; все остальные эпизоды Троянской войны вмещены в попутные упоминания в речах действующих лиц. А за всем этим – то в ходе рассказа, то в пространном описании, то в беглом сравнении – проходит целая энциклопедия картин народной жизни: труд пахаря и кузнеца, народное собрание и суд, дом и сражение, оружие и утварь, состязания атлетов и детские игры. Нынешнему читателю они могут показаться длиннотами, отвлекающими от действия, но современники Гомера ими наслаждались.

Это не случайно. Это значит, что современники Гомера почувствовали: между ними и мифическими временами легла непереходимая грань. По эту сторону – будни, труды, гнет, бедность, засилье гордой и жестокой знати; по ту сторону – подвиги, величие, богатство, блеск, каждый доблестен, могуч и благороден, и всякую подробность хочется бережно сохранить в памяти и подолгу ею любоваться. Поэтому поэмы Гомера так длинны, и поэтому они так подробны. В них Греция, вступая на порог истории, прощается с царством сказки.

ПРОЩАНИЕ ГЕКТОРА С АНДРОМАХОЙ

Вот один из самых знаменитых эпизодов «Илиады». Идет первый большой бой, описанный в поэме. Ахилл уже поссорился с Агамемноном и уже отстранился от битв, но греки еще сильны и теснят троянцев. Тогда троянский вождь Гектор покидает поле сражения и идет в Трою: пусть троянские женщины помолятся враждебной Афине – может быть, она смилостивится и пощадит троянцев. Отдав распоряжения, он хочет увидеть свою жену Андромаху и своего младенца-сына Астианакта («Градовластителя»): вдруг он погибнет в бою и больше их не увидит? И он встречает их у самых ворот, ведущих к полю боя. В общем ходе событий «Илиады» это пауза, передышка, обо всем этом можно было бы и совсем не рассказывать, но Гомер вмещает сюда и трагический контраст грозной военной и мирной семейной жизни, и – в словах Андромахи – эпизод из начальных лет Троянской войны, и – в предвиденье Гектора – грядущий исход войны, и долг тех, кто со щитом, и долю тех, кто за щитом.

        Гектор, пройдя через город широкий, ворот достигает

        Скейских – как раз через них и выход был на равнину, —

        Вдруг домовитая тут ему повстречалась супруга,

        Дочь Этиона великодушного, Андромаха.

        Жил Этион-отец у подножья лесистого Плака

        В Фивах нижнеплакийских и киликийцами правил;

        Дочь же его за меднодоспешного Гектора вышла.

        Там она встретилась с мужем; за нею почтенная няня,

        Нежно прижавши к груди младенца, несла малютку,

        Сына Гектора милого, – был, как звезда, он прекрасен,

        Гектор Скамандрием звал его, прочие ж в городе люди

        Астианактом за то, что оплотом для Трои был Гектор.

        Как поглядел на ребенка, невольно отец улыбнулся.

        Рядом жена Андромаха стояла и плакала горько.

        За руку мужа взяла она и так говорила:

        – Ты, удивительный, сам себя губишь своею отвагой.

        Видно, не жалко ни сына тебе, ни меня, горемычной,

        Что вдовою скоро останусь: ведь скоро ахейцы,

        Ринувшись все на тебя, умертвят, – а мне так отрадней

        Было бы в землю сойти, чем мужа лишиться. Какое

        В жизни мне будет тепло, когда тебя гибель постигнет?

        Скорби одни! Ведь нет у меня ни отца, ни родимой:

        Ах, убил отца моего Ахилл боговидный,

        Да и город родной киликийцев сровнял он с землею —

        Фивы высоковоротные. Но Этионово тело,

        Даже убитого, не обнажил, сохраняя почтенье.

        Сжег его он по чину с доспехами бранными вместе

        И могильник насыпал. Вокруг же вязы взрастили

        Горные нимфы, Зевеса эгидоносного девы.

        Гектор, ты мне отец, и мать для меня ты, Гектор,

        Ты один мне брат, и ты мне супруг цветущий,

        Сжалься теперь надо мной, останься с нами на башне,

        Войско ж поставь у дикой смоковницы: там всего меньше

        Город наш защищен и доступней для приступа стены.

        Ей отвечает сверкающий шлемом Гектор великий:

        – Все, что ты здесь говоришь, и меня беспокоит, но стыдно

        Мне пред троянцами и троянками в длинных одеждах,

        Если буду, как трус дрянной, уклоняться от битвы.

        Сам я знаю отлично, поверь и сердцем и духом:

        Будет некогда день – и священная Троя погибнет,

        С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама!