Волк в ее голове. Книга I - Андрей Терехов

– Давно вы с ней занимаетесь?

– Время от времени…

Диана останавливается.

– Каждый день? Каждую неделю?

– Да она находит что? то интересное, и… и вот!

– То есть, моя мама учит тебя химии, и никто не подумал мне сказать?

– Не то чтобы учит… – Я перебираю слова, как сапёр проводки на бомбе. – Думал, ты знаешь.

– Похоже, что я знаю?

– Ладно тебе!

– Чего, «ладно»? Почему я всё узнаю последней? Что наши предки встречаются – я узнаю в день переезда. Что моя мама решила жить в православной секте – я узнаю от твоего отца. Что моя мама занимается с тобой этим обдолбанным зельеварением, я узнаю…

– Химией.

Голос Дианы спотыкается, она глупо открывает? закрывает рот.

– Твоя мама единственная училка, которая не зовёт меня «средним идиотом», – я развожу руками, – дебилом, бревном, буратиной и тому подобными… нарицательными.

Диана демонстративно улыбается и продолжает путь задом? наперёд – теперь уже обратно, от внешнего края лабиринта к центру. Минуты две проходят в молчании. Постепенно лицо Дианы разглаживается, и только губы её вытягиваются в трубочку. Лишь когда ушей достигает свист, я догадываюсь, что она продолжает обряд.

Насколько же всё это глупо.

Чёрт, мне уже достаточно лет, дабы знать правду о Деде Морозе. Я и в богов? то не особо верю. Так, во что? то аморфное, безликое – в сладкую вату, которой затыкают дыры в науке. Вот и ответьте мне: неужели языческий обряд, вычитанный Дианой в сборнике поморских сказок, изменит наши жизни?

Круги лабиринта медленно возвращают Диану к бочке, свист блуждает по нотам, пока не сливается с ветром в унисон. Возникает ощущение, что воздух поёт на древнем, мёртвом языке, и меня обдаёт ледяными волнами озноба.

Бр? р? р.

Диана шагает к бочке, пересекая центр лабиринта, и вздымает руку с окровавленной куколкой. Свист оглушает, чёрные глаза выжидательно смотрят на меня.

Я поёживаюсь и заношу мужскую фигурку над огнём. Облизываю потрескавшиеся от мороза губы, бросаю взгляд на Диану.

Она кивает.

– Чтобы… – Я прочищаю горло и безуспешно стараюсь переорать хор Дианы и ветра: – Чтобы хоть по одному предмету у меня были нормальные оценки. Типа того…

Я морщусь от собственного неверия, от косноязычия и брезгливо, как грязные трусы, деревянную куколку в пламя. Она мгновенно исчезает в огне, и только сноп искр вырывается из недр бочки.

Звук ветра меняется, и я не сразу понимаю, что Диана отключила реликтовый свист.

– Чтобы больше никогда моя мама… – я ловлю её пристальный взгляд, – чтобы все, кто мне дорог… чтобы никогда больше не оставляли меня одну!

Диана поправляет светло? ржавые пряди, которыми ветер укрывает её лицо, и подносит ножки куколки к потокам пламени. Две женщины зачарованно изучают друг друга: деревянную пожирает огонь, у живой – языки костра пляшут в чёрных глазах.

– Теперь всё? – спрашиваю я, когда Диана отпускает фигурку и та камнем летит вниз.

Диана вздрагивает и смотрит в мою сторону: молча, бессмысленно, словно не видит и не узнаёт. Проходит мгновение, другое, пока её взгляд не проясняется.

– Чел, ты такой трусишка.

Слова Дианы тяжестью повисают на шее, и я неохотно выхожу из каменного лабиринта, приближаюсь к краю вершины. Нутро сковывает от ужаса, волосы встают дыбом.

Мы на чёрт? те какой высоте. Посмотрите сами: ледовая тропинка тянется бесконечно вниз, и вниз, и вниз – и без вести пропадает в хмари карьера.

Не знаю, как вели себя древние люди в оригинальном обряде, но более идиотского способа доказать языческим божкам, что ты смел и достоин небесной помощи, не придумаешь.

Я закрываю глаза, считаю до шести и снова бросаю взгляд вниз. Ничего не меняется – страх всё так же парализует меня, и всё так же под ногами разверзается мёрзлая пропасть. Садишься и едешь. Ничего сложного. Абсолютно.

Я стаскиваю с плеча ремень ледянки и плюхаю её в снег. На большее сил нет, если вдруг не появится щепотка той самой храбрости, которую требовали с наших предков древние боги.

За спиной трещит наст. Мимо прошмыгивает Диана, похлёстывая меня рыжими, похожими на перья снегиря волосами, и с любопытством смотрит вниз.

– Боишься? – участливо спрашивает она, и я признаюсь:

– Угу.

Огонь в бочке притухает, и снег вокруг чернеет, уходит в тень.

– Фух! Еле вас нашёл! – доносится сзади голос. Звучит он как у мальчишки, который очень спешил и запыхался. – Вы видели знак, что тут опасно?

Диану перекашивает. Я оглядываюсь: к нам идёт толстоватый парень с красным от мороза лицом и подарочным пакетом.

– Чел, запомни это для истории. – Во взгляде Дианы мелькает что? то задорное и… не знаю – идиотское?

– М? м?

Она чуть разбегается, прыгает на ледовую тропинку и летит вниз, в темноту. Летит без опоры, без поддержки, балансируя на тонких – как это возможно? – ногах; визжа от агонии бешеного восторга:

– Расскажешь моим ВНУ? У? У? У? КА? А? А? А…

Рыжие волосы? перья бросаются к небу, к призрачно? зелёным тяжам в густой черноте, и ныряют за гребень холма.

Моя рука тянется следом, как и вопль «Диана? !», который не сорвался с губ. Сердце бьётся где? то в горле, будто это я только что проделал сумасшедший трюк и съехал СТОЯ с Холма Смерти. Но я лишь смотрел – как зачарованный, как загипнотизированный, – пока юная оторва это вытворяла. Делала, блин, историю.

Вы встречали людей, которые вас поворачивают, как рычаг? Вбок, в сторону – куда раньше и не смотрели? Наверное, я бы забил на всё ещё минуту назад. Тридцать секунд назад я знал, что развернусь и не поеду, что плевал на эти обряды. Но уйти теперь, когда девчонка оказалась смелее? Когда съехала на ногах, словно… словно…

Да кто так вообще делает? !

Я подхожу к самому краю. Лицо обжигает студёным воздухом, ноги подкашиваются. Конца ледового спуска не видно, и Дианы не видно – её съела потусторонняя темнота внизу.