Зал ожидания (сборник) - Андрей Терехов

– Ну да. Падает она ни с того ни с сего. Эпилептик. Давно уже ее не видела. Кажется, с праздников.

Я вспоминаю гирлянду с предупреждением. Тася сделал подарок, а тот обернулся трагедией? Пожаром?

– Она, кажется, историк, – добавляет консьерж.

Голова идет кругом. Лифт. Тринадцатый этаж. Квартира 517. Пахнет гнилью и чем-то еще. Гарью. Запах становится невыносимым, меня мутит, коридор шатается перед глазами.

Телефон гудит, и я смотрю на сообщение. От стартапера Василия: "(транслитерация) Эх, скорей бы суббота! ". К письму приаттачено фото – Василий в зимней одежде и с чемоданом. На лице карикатурное нетерпение, ноги сведены, будто у ребенка, просящегося в туалет, в руках картонка: "Ждем-с". За спиной стартапера окно с видом на Киевскую набережную, как из дома Таси.

У меня екает сердце. Ничего не понимаю.

Я поворачиваю ребристую ручку – закрыто. Звоню в дверь, и через пару минут она открывается. На пороге стоит та самая невзрачная девушка: улыбается и машет перед носом рукой, улыбается и машет. Живая.

– Если ты грабитель, приходи завтра. У меня неудачный эксперимент с олениной.

Знакомьтесь, Оля. Девушка веселая, но с явными мистралями в голове. Изучает культуру народностей России, курит и между делом готовит тухлятинку по средневековому рецепту. Интервью седьмого числа действительно было, и с Тасей Оля неплохо подружилась.

Некоторое время я тупо смотрю на Олю. Мыслей ноль. Из соседней квартиры выталкивается мальчик с лыжами, орет нам "здрасте! " и, чудом не насадив никого на палки, удаляется.

– Она ушла от тебя черноволосая? – без особой надежды спрашиваю я. – Во сколько?

– Да, конечно, – Оля удивляется и достает из-за уха сигарету. – Перед полуночью, у меня тогда еще куранты встали. Собственно, – Оля пожимает плечами, – часы у многих в доме, говорят, встали. А чего? Знаешь, ты странный. Хаха, сказала девушка с подпорченным оленем в кастрюле.

Я тру лоб шершавой перчаткой. Не помогает. В голове каша, запах из квартиры Оли – что хоть убегай (и от ее сигареты – не лучше).

– Ты не знаешь, почему Тася была одна все праздники? Кроме посиделок с тобой.

– Так это, – Оля разводит руками и едва не прожигает сигаретой обивку двери, – пост. Так-то вернее с гаданием.

– Каким гаданием? – удивляюсь я. Я еще в силах удивляться, ур-ра!

– Святочное гадание. Ты, часом, не из параллельной вселенной?

Оля сумбурно рассказывает, что Тася во время интервью заинтересовалась гаданиями и, вроде бы, решила попробовать. Для ритуала требовались церковные свечи и зеркало. Свечи и зеркало.

Треснутое зеркало в пакете и свечи из сейфа Н. С.?

У меня начинает крутить под сердцем.

Акт 9 Занавес

Я поднимаюсь к Тасе и неловко жму на звонок. Слышится мультяшный смех. Квартирная площадка, несмотря на зиму, вся в цветах: жирный лавр, алое, бархатцы, рододендрон. Тут и там детские игрушки.

Я звоню снова, и Тася наконец открывает: по локоть в мыле, в левой руке – губка, на правой – бинт. Пахнет лимонным моющим средством. Улыбка девушки натягивается, как стальная пружинка, щеки вспыхивают.

– Ух. Дениска.

– Ты что-то увидела в зеркале? – говорю я как-то странно. Эй, там! Звукорежиссер!

– Как… Что? – Тася удивленно качает головой. – Откуда? .. Что? !

Я унимаю дрожь в голосе и тихо повторяю:

– Просто скажи, что ты видела? Ты же не веришь в это?

Зрачки девушки расширяются. Она отодвигается и машинально вытирает лоб рукой. На белой коже, под белыми волосами, остаются мыльные разводы.

– Дениска…

– Что у тебя с рукой? Что ты видела в зеркале?

– Нас! Я видела нас. Сначала все чудесно, а потом… видимо, пожар. Наши тела выносят под белыми простынями. Доволен?

Я вспоминаю видео. Шрам на белой безвольной руке мертвеца. Правой, как и у Таси. Меня бросает в пот.

– Таська? – доносится изнутри мужской голос. – Все нормально? Одеть штаны?

Лицо у Таси такое, будто она хочет провалиться сквозь землю. От невидимого Василия начинает подташнивать.

– О Боже, – девушка затравленно оглядывается и кричит: – Нет! Это… это ЖЭК! Насчет счетчиков!

– Так я в них разбираюсь! – орет из квартиры стартапер. – Я сейчас! Только носки найду. Жди!

Тася закрывает глаза и шумно выдыхает нечто вроде "идиот".

– Ты же не веришь в эти предсказания? – осторожно спрашиваю я. Кого я убеждаю? Ее или себя?

– Какая разница?

– Это же бред! – я нервно улыбаюсь. – Ты чего? Это бред, просто бред. Бред!

– Этот бред уже сбывается! Все мелочи, все образы, все звуки! Тот светофор, пара в лифте, надпись из песни, сообщение твоей… – да все! – Тася не замечает, что стиснула губку, и на пол, на желтые с паровозиками носки струится мыльная вода. – О Господи, Дениска, просто уходи и не возвращайся. Ты ведь этого хотел? Ведь этого? – в глазах девушки что-то мелькает. – Потому что я видела нас, и мы казались счастливыми, перед тем пожаром. Де…

– Вот и я! – на сцене появляется полуголый Василий. Улыбка до ушей, волосы потные, всклокоченные. – Теперь забудьте, что говорили с ней, она в технике курица. Говорите мне.

Такое ощущение, будто мы с Тасей все еще в лифте, и трос оборвался, и кабина проваливается в заснеженный ад, а в ушах пульс грохочет, в ушах воздух ревет; и ноги отрываются от пола.

Тася одеревенело смотрит на меня, затем шевелит красивой головой.

– Уже все. Денис Владимирович уходит. Сейчас мы не сможем поставить эту модель, у нее плохие показатели. Может быть, потом? Как-нибудь, когда…

Может быть. На подбородке ямочка, а глаза всегда лукавые и будто прищуренные.

Я возвращаюсь домой. От батарей жарко, холодильник хрюкает; в желудке у меня ворочаются ледяные глыбы. Что-то призрачное реет на краю сознания, что-то давнее, что-то ускользающее за стены, ночь, города. Остановись! Я открываю окна, словно могу догнать это далекое мгновение, и в стены ударяет гул машин. Свежий ветер волочит по полу тысячи самолетиков, затем поднимает один за другим и начинает кружить по комнате. Слышится шелест и какой-то звук, похожий на "тррр".