Посланник - Василий Головачев

– Невозможно, Оямович, и ты это знаешь.

– Не знаю. Он в прекрасной физической форме, входит в сборную России по акробатике, супплес развит, растяжка великолепная…

– Согласен, база неплохая, но даже гению не под силу усвоить все приемы россдао, чтобы стать мастером, за два-три месяца.

– Ты еще не работал с ним, увидишь. К тому же я немножко поднатаскал его по концентрации [16 - Имеется в виду концентрация внутренней энергии. ], хотя и не научил пользоваться ею.

– Посмотрим. Все?

– Ему очень понадобится кэндо [17 - Кэндо – путь меча (яп. ); здесь: фехтование. ].

Роман покачал головой.

– Темнишь ты что-то, Оямович. Кэндо, а тем более сеча, – искусство прошлого, в нашей жизни оно ему не понадобится. Вот знать приемы защиты против пистолета и автомата, а также ножа – это да, этого у нас сколько угодно.

– Кто знает, что ему может пригодиться, – философски заключил Такэда. – И еще одна просьба, пусть она тебя не удивляет: после тренировок посмотри за ним тихонько, чтобы он не заметил, пока не дойдет до дому.

Инструктор хмыкнул, прищурился.

– Я в эти «контрразведные» игры не играю.

Такэда остался серьезным.

– Ему угрожает опасность, Рома. Трижды он влип в инциденты, чудом выкарабкиваясь живым. Я не могу раскрыть тебе всего, прими на веру.

Роман оглядел лицо инженера серыми неулыбчивыми глазами и хлопнул ладонью по подставленной ладони.

Такэда подошел к сгорающему от любопытства танцору:

– Волнуешься? Хочешь наставление?

– Валяй.

        – Время не трать даром —

        молод ты или стар,

        Учись ударом

        отвечать на удар.

        Пусть крепче булатной стали

        будет твоя рука,

        Чтобы зря враги уповали

        на мощь стального клинка.

Это из трактата по Окинава-тэ, восемнадцатый век.

– Не сбивай его с толку, – проворчал Роман, испытующе глядя на Никиту, который был чуть выше его, но в два раза шире. – Россдао не требует набивки рук до крепости булатной стали. Прежде чем мы начнем, юноша, извольте выслушать несколько общих замечаний. Первое: родер никогда не нападает первым. Второе: ученик должен практиковаться без перерыва. Есть где заниматься самостоятельно?

– Есть.

– Третье: борьбу использовать только для законной самозащиты.

– В отношении к учителю и старшим ученик должен проявлять учтивость и благоразумие, – подхватил Никита и залился краской, заметив явное недовольство инструктора. – Извините, я, кажется…

– Надо было первой заповедью сделать принцип: не перебивать старших, – мрачно ответил Роман. – Что ж, раз ты хорошо знаешь кодекс [18 - Имеется в виду кодекс кэмпо, насчитывающий двенадцать заповедей, которым должен следовать ученик. ], повторяться не буду. Последнее замечание самое главное: столкновение с препятствием чуждо высшим уровням искусства, а я причисляю к ним и россдао. К мастеру-родеру никто не пристанет. В любой толпе он и заметен и незаметен одновременно.

– Кажется, я понимаю, – медленно произнес Никита. – Незаметен, как и любой человек, идущий по своим делам и занятый своими проблемами, и заметен для тех, кто захотел бы напасть на него. Так?

Роман улыбнулся.

– Соображаешь. Что ж, начнем, маэстро…

Месяц пролетел незаметно.

Сухов занимался с Романом почти ежедневно по два-три часа и, кроме этого, самостоятельно по четыре-пять часов каждый день, преодолев тягу к акробатике – тренер сборной ничего не понял из его невразумительного объяснения и пригрозил отчислить из команды, если он не выкинет блажь из головы. Тянуло и на сцену, танцевать и просто пообщаться с коллегами по искусству, окунуться в привычный мир закулисных историй, приятельских вечеринок и даже ссор. Но времени не хватало, и Никита лишь раз побывал в Малом театре, побеседовал с балетмейстером и уговорил его дать отпуск до середины сентября. Балетмейстер был человеком умным, к тому же он знал мать танцора, и отказывать Сухову не стал, несмотря на то что похожих молодых исполнителей, ждущих вакансий в театре, было немало.

С легкой душой Никита отдался тренировкам с Романом, овладевая россдао с такой скоростью, что удивил даже Такэду, не рассчитывавшего на особо быстрый успех. Отравляло существование только отсутствие Ксении, приславшей откуда-то из-за Урала открытку с видом на сопки и словами: «Желаю удачи в сюгэн-до. Встретимся, если ты этого захочешь».

Тон письма показался Никите сухим, холодным, он разозлился и приказал себе забыть о Ксении, не понимая и не желая понять причины ее отъезда. О предупреждении Такэды, что «печать зла» действует и на друзей «меченого», он забыл. К тому же его бесило знание Ксенией японских терминов и умелое их применение. Сюгэн-до, например, означало – путь приобретения могущества. По мнению Никиты, желая ему удачи в сюгэн-до, Ксения как бы признавала его слабость.

Такэда на заявление Никиты о «разрыве с Ксенией и всеми художниками заодно» лишь заметил:

– В одну упряжку впрячь не можно осла и трепетную лань.

И Сухов, поразмышляв, признал, что погорячился.

Дважды за месяц срабатывала «печать зла»: сначала рухнула крыша гаража, когда танцор полез в подвал за полиролем для машины, а потом на кухне упал навесной шкаф с посудой. Ни в том, ни в другом случае Никита не пострадал – спасала какая-нибудь случайность, но и видимых причин происшествий он не обнаружил. Изломы балок крыши гаража, сделанных из бруса, указывали на их прочность, и тем не менее они не выдержали веса крыши. Шкаф на кухне помогал крепить ему Такэда, всегда делавший все основательно, не торопясь, на совесть, и все же кирпичная стена вдруг выщербилась в местах установки деревянных втулок с винтами, причем именно в тот момент, когда танцор полез в шкаф за тарелкой.

Кроме этих событий, Сухову трижды пришлось отбиваться от хулиганских шаек, о чем он не любил вспоминать, ибо каждый раз встревал в разборки между членами этих шаек с намерением «помочь».

Такэда на сообщения Сухова о происшествиях лишь пожимал плечами, отказавшись их комментировать, зато стал чаще ночевать у танцора или оставлять его у себя дома. Последнее нравилось Никите больше, потому что у него появлялся прекрасный спарринг-партнер и учитель.