Черный человек - Василий Головачев

«Готард, Богдан! – мысленно позвал Клим. – Где Даниил сейчас? »

Ни Таланов, ни Стобецкий не отозвались, вместо них снова заговорил Гиппократ:

– Связи с названными рисконавтами не имею, оба находятся вне здания института. Предлагаю…

Что предлагал инк, Мальгин уже не услышал, находя иглой задатчика точку на карте метро с координатами института. Через несколько минут он ворвался в бокс-клинику Стобецкого.

Куб второй реанимакамеры имел такой вид, будто внутри ее произошел взрыв: люк с окантовкой пневмоприсоса был вырван и погнут, верхняя крышка со сменным оборудованием съехала набок, по полу были разбросаны осколки прозрачного фторогласса, черного пластика и металлические детали креплений. Воняло в реанимационной смесью острых и горьких запахов от сгоревшей изоляции и физиогаза. Человек десять знакомых сотрудников лаборатории из соседнего отделения, одетые в блестящие зеленоватые комбинезоны – сработала аварийная сигнализация, – успокаивали плачущую Карой и галдели, живо обсуждая сенсацию.

– Чтобы вырвать дверь камеры, удар должен быть не менее пяти тонн! – говорил один. – Как это можно сделать голыми руками – не представляю!

– А внутренний фтороглассовый саркофаг? – вторил сосед. – Фторогласс с компенсирующим слоем вообще разбить невозможно!

– Всем вон! – сказал Мальгин тихо, но так, что его все услышали.

Руководитель смежного отделения, бородатый, вальяжный и громогласный, посмотрел на него, открыл было рот, собираясь возразить, но повернулся к подчиненным:

– Пошли отсюда, ребята, наша помощь не потребуется, они сами разберутся.

Мальгин подождал, пока выйдет последний из добровольных утешителей и помощников, сел напротив нейрохимика.

– Где остальные?

– Ищут Ша… Шаламова, – всхлипнула зареванная Карой. Сейчас она совсем не походила на ту уверенную в себе красавицу гордячку, имидж которой культивировала в себе всю жизнь. Первую можно было боготворить, вторую, ставшую проще и милей, – любить.

– Кажется, мы реализовали закон Мэрфи.

Карой посмотрела на хирурга с недоумением, и Мальгин пояснил:

– По закону Мэрфи, если неприятность может случиться, она случается. Как это произошло? Он же был совершенно слаб и слеп!

– Я не знаю… мы с Иваном прогоняли операционную в режиме «экпресс», как вдруг раздался грохот, люк упал в камеру… и оттуда вышел Шаламов… голый…

– Дальше.

– Он посмотрел на… Каминского, который бросился навстречу, и что-то сказал, кажется: «Не мешай, я должен успеть…» – и пошел к двери. Джума прыгнул к нему и… – Карой снова заплакала.

– Ну? – спросил Мальгин одеревеневшими губами. – Что с ним?

– Шаламов его не трогал… а может, я не заметила. Джума упал и разбил лицо…

– Где он?

– Иван повез в «Скорую»… Джума без сознания. Что мне делать? Можно, я поеду к нему? Пока найдут Даниила и привезут сюда, здесь делать нечего.

– Нет, – сказал Мальгин, прикидывая, что делать дальше. – Везет же парню – то есть я хотел сказать, с Джумой ничего не случится, вы мне нужны здесь. Гиппократ, твоя версия происшедшего. Почему ты не поднял тревогу раньше? Меня интересуют предпосылки происшествия.

– У пациента внезапно заработало сердце без водителя сердечного ритма, изменился энцефалообмен, резко ускорился процесс передачи возбуждения по нервам. Я дал сигнал внимания, но пациент очнулся уже через несколько секунд и разбил саркофаг.

«Вы не боитесь, что количество перейдет в качество? » – холодея, снова вспомнил Мальгин слова Карой, и еще он вспомнил глаза Ромашина и его предупреждение. Такого поворота событий хирург не предусмотрел, хотя был обязан. Конечно, он и до сих пор не верил в то, что Шаламов вдруг станет опасен окружающим, но его неверие опиралось только на эмоции и память прошлого, не имеющие доказательной силы. Куда же ты ушел, Дан? Кем стал? И что собираешься делать? ..

– Пациент ничего не просил передать мне лично?

– Нет, – ответил Гиппократ. – Разбив саркофаг, он сказал только одну фразу: «Нек Деус интерсит».

– «Пусть бог не вмешивается», – перевел Мальгин хрипло; посмотрел на Карой, но не увидел ее. – Соедини меня с отделом безопасности.

Через минуту над пультом общей координации развернулся виом связи, на Клима глянул прозрачноглазый внимательный начальник отдела безопасности УАСС.

– Он сбежал, – сказал Мальгин, чувствуя, как слова болезненно царапают горло. – Даниил Шаламов освободился от пуповины жизнеобеспечивающей автоматики и ушел из института минут двадцать назад. Куда – неизвестно.

– Мы знаем, – кивнул Ромашин. – Он побывал дома, переоделся… вернее, оделся и из метро ушел на базу погранслужбы «Златоуст». Там он захватил спейсер «Скиф» и исчез вместе с ним из поля наблюдения.

Мальгин проглотил ставшую полынно-горькой слюну, бессмысленно посмотрел на издавшую восклицание Карой.

– Так быстро? За двадцать минут? ! Он… ничего… никого? ..

– Бортинженер и драйвер-прима спейсера, пытавшиеся ему помешать… находятся в клинике «Скорой помощи» СПАС-центра. К сожалению, мы не успели, на несколько секунд, но не успели… он действовал быстрее. – Ромашин помолчал, во взгляде его не было сочувствия, но и презрения, отвращения или злости не было тоже. – Упрек вы заслужили, прежде всего упрек в утрате критического отношения к реалиям нынешних ваших отношений с Шаламовым. В какой-то степени это малодушие, вы просто не хотели думать о нем плохо, и по-человечески понять это можно. Но, кроме вас двоих, в орбиту ваших отношений вовлечены и другие люди, а они не должны страдать из-за… кого бы то ни было. Разберитесь со всеми обстоятельствами бегства Даниила и приходите ко мне, подумаем, что делать дальше. Часа вам хватит?

Мальгин с трудом заставил себя ответить:

– Хватит. – Торопливо добавил: – Если возможно – не допустите утечки информации. От этого… – он хотел сказать: «Пострадают другие, например, жена Шаламова», но передумал.

Ромашин несколько мгновений рассматривал его лицо, словно изучая, потом, вероятно, понял:

– Постараемся. Жду вас у себя.

Виом свернулся в нить, угас. В реанимационной снова повисла тишина. Мальгин обернулся. Карой смотрела на него странно, с каким-то новым, необычным для нее выражением. «Неужели ей тоже свойственна растерянность? – подумал он, словно определение состояния женщины было сейчас главным делом жизни. – Или страх? Не похоже… Скорее надежда и ожидание чуда и тайная уверенность, что я это чудо сотворю. Кажется, она впервые в жизни не знает, что делать! » И вдруг Мальгин с отвращением поймал себя на родившемся глубоко под слоем собственной растерянности, изумления и тревоги чувстве облегчения! Облегчения! Облегчения от того, что Шаламов сбежал, по-своему решив все проблемы разом, и операция таким образом откладывается… если не срывается совсем.