Офицеры и джентльмены - Ивлин Во

– По-моему, девушка имеет право сначала переварить пищу.

Она и раньше быстро пьянела. А нынче пила без оглядки. Гай по опыту знал: развязность в любую минуту может трансформироваться в агрессивность. Так и случилось, даже во времени Гай не ошибся.

– Конечно, отдохни, Вирджиния.

– Я могла бы и догадаться, что тебе только одного надо.

– Фу, Вирджиния, что за лексикон. Так только шлюхи выражаются.

– А я в твоем представлении разве не шлюха?

– И не только в моем.

Ни один, ни другая не ожидали от себя таких слов и застыли с открытыми ртами, совершенно ошеломленные. Наконец Гай произнес:

– Вирджиния, ты же знаешь, я не это имел в виду. Само вырвалось. Наверно, все из-за вина. Пожалуйста, прости меня. Забудь. Не бери в голову.

– Ну-ка сядь, – велела Вирджиния. – Давай говори, что ты на самом деле имел в виду.

– Да, собственно, ничего.

– Тогда я скажу. У тебя выдался свободный вечер, и ты подумал: дай-ка попытаю счастья со своей бывшей – глядишь, что и обломится. Она девушка сговорчивая. Так?

– Нет. Ничего подобного. Ты у меня из головы с самой нашей встречи после Рождества не идешь. Поэтому я приехал. Вирджиния, пожалуйста, верь мне.

– А кстати, что ты знаешь о правилах съема? Насколько я помню по медовому месяцу, тебе элементарных навыков недоставало. Да что там – ты ведь экзамен, можно сказать, завалил.

Та чаша весов, что относилась к Гаю, резко взлетела вверх и там остановилась – Вирджиния своим заявлением превысила все допустимые нормы морали. На несколько минут повисло молчание. Нарушила его на сей раз Вирджиния:

– Я-то думала, в армии ты в лучшую сторону изменился. Пусть ты прежде был не венец творенья – но хоть не хамил. А теперь ты хуже Огастаса.

– Ты забыла – я не знаю, каков Огастас.

– Сущее животное, можешь мне поверить.

На глаза Вирджинии навернулись скорые слезы, светлыми дорожками скатились по щекам – Гай подумал, что не все потеряно.

– Но я ведь лучше этого твоего Огастаса?

– Ненамного. Правда, Огастас толстый. А ты стройный. В этом плане да, пожалуй, лучше.

– Вирджиния, бога ради, давай не будем ссориться. Не знаю, когда еще доведется тебя увидеть. Ты хоть понимаешь – может, это наш последний вечер?

– Ну вот, что я говорила. Старая песня. Солдат на побывке. Куй железо, пока горячо. Продолжать?

– Какое железо, Вирджиния? Я же не об этом.

– Очень может быть.

Гай обнял ее.

– Не сердись. У нас так мало времени.

Вирджиния взглянула на него взглядом еще не нежным, но уже безгневным. К ней вернулось шаловливое настроение.

– Убери руки и сядь. – Она чмокнула Гая в щеку. – Я еще не все сказала. Возможно, у меня вид доступной женщины. По крайней мере, многие считают меня таковой. Думаю, сетовать тут не на что. Но ты, Гай! С тобой-то что случилось? Ты же всегда отличался моральной устойчивостью. А теперь хочешь банальную интрижку завести?

– Не банальную. То есть не интрижку.

– Ты ведь набожный у нас, заповеди соблюдаешь. Меня этот момент всегда в тебе подкупал. А теперь куда что девалось?

– Никуда не девалось. Я по-прежнему набожный и заповеди соблюдаю. Даже строже, чем раньше. Я ведь тебе говорил – тогда, после Рождества.

– Ну а что твои святые отцы о твоем поведении сказали бы? Хорош гусь – клеит в гостинице разведенную женщину с дурной репутацией.

– Святые отцы не стали бы возражать. Ты моя жена.

– Чушь.

– Ты спросила про святых отцов – я ответил. Они бы сказали: «Действуй».

Свет, едва начавший прибывать, погас внезапно, будто по сигналу «Воздушная тревога».

– Какая гадость, – прошептала Вирджиния.

– Что – гадость? – опешил Гай.

– Ты еще спрашиваешь? Да ты даже Огастаса переплюнул, с мистером Троем в придачу. Гадость сказал и сам не понял. Свинья, вот ты кто.

– Вирджиния, я правда не понял, – с обезоруживающей искренностью признался Гай.

– Да лучше бы меня и впрямь за шлюху приняли! Да лучше «шпильки» напялить и в конской сбруе по комнате бегать, или о чем там еще в бульварных романах пишут! – Вирджиния, не сдерживаясь, плакала от гнева и обиды. – Я-то думала, ты старое забыл, зла не держишь. Я думала, почему бы не провести время со старым… другом, а ты! .. Думала, я для тебя – особенная, и, Бог свидетель, так оно и есть. Потому что я – единственная женщина в мире, с которой тебе дозволяется лечь в постель. Святошами твоими дозволяется, заметь! Вот и вся твоя хваленая любовь. Ты похотливое, чопорное, грязное, напыщенное животное! Да ты вообще не мужчина! Тебе лечиться надо!

Гаю на ум почему-то пришел скандал с Триммером.

Вирджиния направилась к двери. В ушах у Гая звенело – он не сразу сообразил, что звон вызван причиной вполне материальной. Вирджиния взялась за дверную ручку, но вдруг порывисто повернулась. И в третий раз им помешал телефон.

– Слушай, Краучбек, старина, я тут в переплет попал. Я только что взял человека под строгий арест.

– Это ты погорячился.

– Он – штатский.

– Значит, ты не имеешь права его арестовывать.

– Вот-вот, и он то же самое твердит. Надеюсь, ты мою сторону примешь?

– Вирджиния, постой.

– Что-что? Повтори, не понял. Это Эпторп звонит, твой приятель Эпторп. Ты сказал: «Пустой»? Кто пустой? Вопрос?

Вирджиния ушла. Эпторп остался.

– Краучбек, это ты говорил или на линии помехи? Послушай, дело серьезное. У меня нет при себе боевого устава. Потому я тебе и звоню. Как думаешь, мне поискать старшего по званию и пару крепких ребят ему в помощь, чтобы арестованного препроводили? В городе затемнение, поди найди хоть одну живую душу. А может, просто передать его в руки полиции и пускай сами разбираются? Краучбек? Краучбек, ты слушаешь? Ты, кажется, не понял: я к тебе обращаюсь как офицер к офицеру. Я тебе звоню как офицер его королевского величества…

Гай повесил трубку, прошел в спальню, позвонил портье и попросил до утра его ни с кем не соединять, если только звонок будет не из номера 650 гостиницы «Клэридж».