Амур и Психея 2.0 - Елена Яковлева

Кафе было крошечным – небольшой прилавок с выпечкой на первом этаже трехэтажного здания. Перед входом стояли три столика, покрытые чистенькими белыми скатертями. Алекс иногда заходил сюда, когда бывал в этой части города, и любил посидеть на улице в тени деревьев, глядя на площадь. А там всегда кипела жизнь: вокруг небольшого фонтана гуляли мамы с малышами, на лавочках под деревьями галдели туристы, целовались влюбленные, по гранитным плитам важно расхаживали белые голуби на щегольски покрытых перьями до самых коготков лапках и то и дело проносились стайки суетливых и отчаянно чирикающих воробьев. С места за столиком было хорошо видно, как в жаркий день птицы плещутся в фонтане. Алекс всегда с тоской наблюдал за голубями, пьющими из чаши, но о том, где он видел их точно так же утоляющими жажду у фонтана, он не позволял себе вспоминать.

– Алекс, дружище, как дела? – услышал он и обернулся. Перед ним стоял Йоргос, его сосед и давнишний приятель.

– Привет, Йорго, у меня – нормально. А у тебя как? Все ли здоровы? Как дети, жена? Как поживаешь, старина? Присядь со мной. Что тебе заказать? Мороженое будешь? – Алекс пустился с места в карьер, по опыту зная, что если не хочешь отвечать на вопрос собеседника, засыпь его своими вопросами. Люди любят говорить о себе, они это делают при любой возможности. Поэтому, если ты не в настроении рассказывать, просто дай им повод выговориться. Они еще и спасибо скажут, станут передавать другим, какой ты удивительно приятный собеседник.

– Ну, если угощаешь, буду – от сорбета с манго, пожалуй, не отказался бы! – хмыкнул мужчина, устраиваясь на соседнем стуле.

Йоргос всегда был простоватым парнем с открытой улыбкой и теплым взглядом карих глаз. С возрастом он мало изменился, разве что шевелюра у него заметно поредела. Но он почти всегда носил бейсболку козырьком назад, и его лысина не бросалась в глаза. С Алексом они выросли в одном квартале и, до того как тот уехал учиться в Торонто, ходили в одну школу, а по вечерам вместе гоняли колесо по улице. Потом их матери всегда их наказывали. Дело в том, что улицы Ларисы в те годы не были мощеными, и если бегать по ним, гоняя металлическое колесо палкой с крюком, то шуму было на весь квартал, а обувь и носки у мальчишек от такой игры быстро приходили в негодность. Ну, словом, влетало им часто. Вот и сейчас Йоргос, видимо, вспомнил про колесо.

– Что, получил нагоняй от Лины? Весь город – там, а ты здесь воду пьешь. Что случилось-то?

– Э, Йорго, о чем ты? – Алекс попытался было отмахнуться от шутливого вопроса друга детства, но, поймав на себе его смешливый взгляд, неожиданно сам для себя сказал: – А между прочим, я хотел тебя спросить… Помнишь, как ты для меня срезал четыре коралловые розы в своем саду? Впрочем, давно это было, двадцать лет назад, ты забыл, наверное…

Еще не закончив, он засомневался, стоило ли задавать этот вопрос. Но Йоргос уже снял бейсболку, расположил ее на столе и уставился на друга. Алекс мгновенно понял, что теперь он попался – старина Йоргос из него душу вынет, но заставит объяснить, что он имел в виду и для чего ему было нужно, чтобы тот вспоминал про какие-то розы.

– Ну давай-давай, дальше что? Я помню эти розы. Ты же тогда прибежал весь в мыле, с горящими глазами, сказал, что я должен был тебе помочь. Мы пошли в сад, и я срезал для тебя несколько роз, какие ты сам выбрал. Ты тогда сказал, тебе было нужно четыре. Я потому и запомнил, я бы дал тебе пять или семь, но нет же! Ты хотел четыре! А теперь прошло столько лет и ты хочешь, чтобы я вспомнил о них! Приятель, я и не забывал! Ну расскажи же хотя бы сегодня, куда ты их дел тогда! Неужели все-таки покойнику какому отнес? – Йоргос разразился оглушительным смехом. Он хлопнул Алекса по плечу так сильно, что тот немного расплескал воду из стакана, который держал в руке.

– Нет, ну какой покойник, скажешь тоже! Я твои розы одной женщине подарил. Иностранке.

Алекс сделал паузу, затем с опаской поднял глаза на товарища, ожидая, что тот на всю улицу загогочет, как бывало в молодости, когда они рассказывали друг другу всякие истории о девчонках, за которыми ухлестывали. Но тот, увлеченный своим сорбетом, ничего не ответил. Алекс ждал. Ему хотелось поговорить о ней, но ни одного человека, с кем бы можно было позволить себе откровенность, он не знал. Его друг Йорго с ней тоже не был знаком, но он хотя бы помнил те самые розы. Те розы, которые он принес ей в номер «Пегаса» в их первую встречу.

Через какое-то время Йоргос покончил с десертом и с удовольствием откинулся на спинку стула. Затем вдруг подался вперед и, заговорщицки подмигнув Алексу, знаком показал ему склониться над столиком, чтобы их никто не подслушал.

– Я тебе так скажу, малыш. Иностранцы – это всегда большая проблема. – Йоргос был совершенно серьезен, взгляд его глаз сделался цепким. Алексу стало не по себе.

– Перестань, приятель. Какая проблема? Это было сто лет назад, я и не помню ничего толком-то!

– Тебе только так кажется. Если бы не помнил, про розы не спросил бы. Помнишь ты все, в деталях ты все помнишь. И как она улыбается, и как голову наклоняет, и как волосы расчесывает… Да мало ли, все ты помнишь! А я скажу тебе, почему – потому что она не такая, как наши. Не лучше и не хуже, чем они, просто другая. Она другая. И жизнь у нее там, откуда она, всегда была другой. Потому и не вышло у тебя ничего с ней, понимаешь. Не вышло не потому, что ты был женат, а потому, что быть с ней для тебя значило бы стать другим. А стань ты другим – как у нас тут тебе дальше жить? Вот ты и не смог.

Они замолчали, просто сидели рядом за столиком и молчали. Затем Йоргос тронул Алекса за рукав:

– Ты не кори себя. Если бы она тебя не любила, ничего бы у тебя с ней не было. А то, что ты ее любил, она всегда знала. И Лина твоя все знала, можешь быть уверен, потому она и устраивает тебе сцены по сей день.