Когда все сказано - Энн Гриффин

– Вид на мою землю?

К тому времени почти все поля вокруг гостиницы принадлежали мне.

– Вот именно! Разве это не прекрасно, Морис? Окна выходят прямо на великолепные просторы нашей фермы. На гряду живописных зеленых холмов, – ответила Сэди, сжав мою руку. Она слегка опьянела.

Начался разговор о прелестях отеля. Все это время я потягивал виски, чтобы заглушить ваши голоса. Затем приехали родственники Розалин, и вы снова отправились на экскурсию по гостинице. Я не выдержал и ушел. Сел пьяным за руль и поехал домой, хотел побыть в темноте и тишине.

К моему величайшему удивлению, сама свадьба мне понравилась. Наверное, я просто был рад видеть и вас, и Сэди такими счастливыми. С гордостью я наблюдал за вашим с Розалин первым танцем в качестве мужа и жены. Потом мы все тоже вышли на танцплощадку – я с матерью Розалин, а Сэди с ее отцом. Твоя мама смеялась, с ее губ не сходила улыбка. Ближе к вечеру она даже уговорила меня еще раз взглянуть на люкс для молодоженов.

– Разве не прекрасно, Морис? Вот бы и мы с тобой женились в таком чудесном месте. Ты только представь, а? Прямо мистер и миссис Сноб.

Я покружил ее по комнате. Сэди чуть не врезалась в туалетный столик, и в итоге мы, захмелевшие, упали на кровать. Однако целовал я ее не под действием спиртного. Нет, этот поцелуй был полон любви, которую она пробуждала во мне все эти годы. Парой мы были не идеальной, но довольно крепкой и надежной. По крайней мере, мне так казалось. Что на этот счет думала Сэди, я не спрашивал.

– Обещаю, однажды этот люкс для молодоженов будет только нашим, – сказал я, лежа в постели и глядя на нее. Не знаю, поверила ли Сэди моим словам. И вот я здесь, только с опозданием на два, черт возьми, года.

Она умерла во сне. Не болела и ни на что не жаловалась, прямо как ее сестра. Сэди всегда говорила, что предпочла бы именно такую кончину. Перед тем как лечь спать, она поцеловала меня в щеку и перевернулась на другой бок. Вокруг головы у нее был нимб из бигуди, повязанных сверху моим старым платком. Сэди не ленилась каждый вечер завивать свои идеально прямые волосы. Наблюдая за ней, сидящей у туалетного столика, я поражался: зачем все это? Что не так с длинными шелковистыми прядями, которые можно было увидеть лишь в течение пары секунд? Все бы сейчас отдал, чтобы еще раз увидеть, как она сидит у зеркала и накручивает волосы на бигуди. Я бы замер и с восхищением следил за каждым движением ее рук.

Тем утром я уже успел побриться и слушал радио на кухне, когда вдруг осознал, что Сэди не шаркает тапочками и не напевает себе под нос. Чайник вскипел, а она все не спускалась, и тогда я понял: что-то не так. Пошел в спальню, следом все еще доносился голос диктора, какая-то болтовня про Мика Уоллеса и уклонение от налогов. Образ этого политика в розовой футболке и с шапкой тонких побелевших волос так и отпечатался у меня в мозгу. Потом я заглянул в нашу комнату и увидел, что Сэди по-прежнему лежит в постели.

Гребаный Мик Уоллес.

Я дотронулся до ее лица – холодное. Колени мгновенно подкосились, и я рухнул на пол у края кровати. Присмотрелся к Сэди. Она выглядела довольной, беззаботной. На щеках еще играл румянец… или мне почудилось? Я провел пальцами по мягкой коже вокруг ее глаз, затем нащупал под одеялом ее руку и сжал, пытаясь согреть. Поднес к щеке, начал растирать… Нет, я понимал, что не сумею оживить Сэди, просто… даже не знаю, зачем я это сделал. Наверное, не хотел, чтобы она замерзла. Она терпеть не могла холод. В принципе, я отчетливо помню как раз только тот момент наедине с ней. Даже не спрашивай, что было потом, кто пришел на похороны и какие произносили речи – все как в тумане. Я просто сидел в кресле в гостиной, все еще мысленно держа за руку мою Сэди.

Конечно, я тогда позвонил тебе. По крайней мере, ты сам мне об этом рассказал, ведь несколько месяцев спустя я признался, что ничего не помню. Когда вы с Розалин и детьми приехали попрощаться с Сэди, мне следовало вести себя по-другому. Сначала ты хотел обнять меня, но, заметив выражение моего лица, передумал и вместо этого протянул руку. Крепко сжал мою ладонь, похлопал по плечу и зашел в дом. Лишь долгое рукопожатие и помогло выделить тебя среди толпы знакомых, желавших выразить свои соболезнования. Вот позор-то. Надо было обнять тебя, выплакаться – и позволить тебе сделать то же самое. Но нет, в моей жизни не нашлось места ни для твоего, ни для моего горя.

В итоге ты уехал домой в Нью-Джерси весь в волнениях из-за меня. Зря я отпустил тебя в таком состоянии, однако в тот момент ничего не мог поделать – сил хватало только на то, чтобы вылезти из кровати и дойти до кресла в гостиной, да и то не всегда. Там я погружался в мысли о Сэди, пока внезапно появившаяся передо мной чашка чая не напоминала о нежеланном вдовстве. Если бы Роберт не пообещал присматривать за мной и звонить тебе в случае каких-либо проблем, ты не поспешил бы так скоро вернуться в Штаты.

Вы приехали ко мне всей семьей на следующее Рождество. Мы собирались поужинать с родителями Розалин. Они хорошие люди, хотя я никогда особо не пробовал наладить с ними отношения. Так вот, в самый последний момент я отказался идти. Мол, как же тут ферма без присмотра.

До них было всего полчаса езды, на самом деле я не хотел бросать Сэди в первое же Рождество после ее смерти. Ты отправил Розалин с детьми к ее родным, а сам остался со мной. Даже не помню, что мы тогда ели. Может, суп из скороварки. Через пару часов твои вернулись и привезли огромные пакеты с детскими подарками и два закрытых фольгой блюда с праздничными запеканками.

Не знаю, купил ли я вообще что-нибудь внукам на то Рождество. Этим ведь всегда занималась Сэди.

В тот вечер и начались разговоры про дом престарелых. Точнее, вы наверняка и раньше обсуждали данную тему, а тогда впервые затронули ее при мне. Как любой вдовец, живущий в одиночестве, я знал, что к этому все идет, и ответил прямо: