Эра молчания - Ана Мэсс

Тех, кто нарушил Правила, забирают и увозят. Никто не знает, куда. Когда этих людей привозят обратно, их уже трудно назвать сильными. Они становятся другими. Они не хотят разговаривать, а впрочем, и жить тоже. Самое страшное, что на телах Сильных нет следов побоев. Значит, Наблюдатели или кто-то еще забираются внутрь тебя. Прямиком в голову, в сознание, подавляя твою волю и сокрушая разум. Это действительно страшно.

Я боюсь за мою младшую сестру Алису. Ей шестнадцать лет, и она всегда была бунтаркой. У Алисы есть парень, но отношения в таких условиях – это сложно. Алиса рискует из-за Итана, она пишет целые трактаты, бешено колотя по калькулятору. Целые тонны слов – одним предложением, что не нарушает правила. Но за Алисой уже наблюдают пристальнее, я вижу это по еле заметной слежке на улице, по тому, как смотрят на Алису в школе. Если слухи про неофициальные списки тех, кто под подозрением, правдивы, то сестра наверняка числится в них. Этого я и боюсь.

Вчера мне приснился сон, будто Алису уводят Наблюдатели. Я даже видела их лица – безразличные, строгие, холодные. Если с моей сестрой что-то случится, я не буду знать. Знать, зачем жить.

Я часто вспоминаю свое детство. Когда мир стал погружаться в молчание, мне было всего пять лет. Я постоянно кричала из-за ночных кошмаров, а папа вставал посреди ночи и рассказал мне сказки или истории про разные страны, пел прекрасные колыбельные. Сейчас кажется, что это было в другой жизни. Не со мной. Папа был путешественником, душой любой компании, любил петь и сочинять. Мне было десять, а Алисе семь, когда папа Нарушил Правила. Мама болела, а папа сидел рядом с ней и держал за руку. А потом вдруг начал громко рассказывать ей стих, который они сочинили вместе в пору своей юности – в года, когда Законов и Запретов ещё не было в таком масштабе, и люди могли сказать «я люблю тебя» в любое время дня и ночи столько раз, сколько захотят. Наблюдатель вызвала подмогу, и папу увели. Мы с Алисой, обнявшись и вжавшись в стену, смотрели, как пятеро сильных Наблюдателей уводят папу. Он обернулся нам, и мы увидели его лицо. Папа улыбался и плакал, а его глаза – папины глаза горели огнем. Алиса заметила это, как заметила и я. Знать бы тогда, к чему это приведет.

В одну из ночей, когда я проснулась от кошмаров, папа рассказал мне про Бена. Этот человек в одиночку взобрался на какую-то очень высокую гору. Когда он, после многих дней восхождения, вступил, наконец, на вершину, его глаза "горели огнем сотен тысяч солнц и могли растопить целую галактику льда" – так сказал папа. Бен почувствовал, что может все, что нет никаких преград. Я думаю, что папа чувствовал то же самое.

Когда папу привезли домой, это было через две недели, он похудел, ослаб, посерел…Он выглядел как призрак, как тень прошлого папы. Это был он и не он одновременно. В тот день Алиса потратила все свои предложения, повторяя: "Папуля, скажи, что ты снова с нами! ", но папа молчал. И молчит до сих пор. Именно этого и добиваются от всех людей.

Утром я проснулась, охваченная волнением. Алисы не было дома. На улице слышался шум.

Алиса и Итан стояли посреди улицы, вцепившись друг в друга, а двое Наблюдателей пытались растащить их. Если вы подумали, что они дрались, вы ошиблись. Они целовались, а это запрещено на улицах Мегаполиса. В пижаме и тапочках я выбежала на улицу и попыталась утихомирить сестру: – Алиса, прошу, прекрати немедленно и иди домой! – истратила я первое предложение. Но, увидев лицо сестры, я поняла, что не смогла бы ее остановить. Они с Итаном взялись за руки и запели старинную песню, которую мы с ней нашли в одной из папиных книг, пока их не забрали (мы читали эту песню миллион раз, каждое её слово намертво засело в наших головах). В этой песне говорилось о двух возлюбленных, которые остались одни. Всю их деревню сожгли, а людей убили. Юношу схватили, привязали к дереву и подожгли, а его возлюбленная сама пошла за ним в костер. Они пели о силе любви, о смелости, о том, что все закончится, костер погаснет, а они всегда будут вместе, даже если обратятся в пепел.

Лиса и Итан потратили на песню двадцать предложений, но им не дали допеть. Я потратила еще три предложения, пытаясь доказать, что они еще дети, но их все равно схватили и повели прочь.

Осталось одно, последнее предложение.

–

Я люблю тебя и надеюсь, что тебе хватит силы до самого конца, сестренка. Люди вышли посмотреть, многие высунулись в окна. Ещё один тип Наблюдателей, существовавших всегда – любопытные, бездушные, молча

наблюдающие

за слезами и мольбами других, они лишь смотрят, никогда не пытаясь помочь.

Алису уводили прочь. Она протянула мне свою руку, я ей – свою. Хоть мы и молчали, все было понятно. Мы сказали друг другу все, что хотели. Сказали одним взглядом.

Потом Алису потащили куда-то, а ее рука выскользнула из моей.

Ради чего мне жить теперь?

Это я должна была сопротивляться, а не моя младшая сестра. Она усомнилась в моей силе и решила сопротивляться сама. Кто-то должен. Но не Алиса. Забрать должны были меня. Что теперь будет?

Дома на кровати сидели мама и папа.

–

Простите меня, мои малышки, – впервые за столько лет проговорил папа и заплакал, кинув на пол свой «калькулятор». Мама молчала, уткнувшись лицом в папину грудь.

У меня не осталось слёз, чтобы плакать.

АЛИСА

Все так сложно. Я, как всегда, не знаю с чего начать. Ухватить нить мысли – самое сложное, а дальше уже легко. Итак.

Я – Алиса. Есть еще несколько чисел после, но я не считаю их частью имени. Мы не в тюрьме или зоопарке, чтобы называться номерами. К сожалению, наш мир погряз в дерьме. Случилось это еще давно, судя по рассказам Агнес. Люди перестали ценить слова, перестали говорить правду в лицо и предпочитали общаться письменно.

А потом настала Эра Молчания, так ее назвали мы с Агнес. Нес – это моя старшая сестра, и она жутко бесится, когда я называю ее Нес.