Пути отхода - Наоми Исигуро

Медведь

Я заметил, что все чаще начал переводить разговоры на мебель. Обсуждать и планировать обстановку нового дома получалось легко у нас обоих, а раз теперь мы проводили вместе гораздо больше времени, то важно было накапливать общие темы для непринужденных бесед. Вероятно, именно эти долгие обсуждения меблировки и побудили меня одним майским утром, во вторник, предложить поездку в приморский городок на аукцион подержанных предметов домашнего обихода.

Я представлял, как мы, молодожены, посетим еще немало подобных мероприятий, и не ожидал от этого конкретного аукциона особых результатов. Хотя, пожалуй, рассчитывал уехать домой с новым диваном; по вечерам мы могли бы удобно устраиваться на нем в гостиной, а не сидеть до самого отхода ко сну на обеденных стульях с прямой спинкой, друг напротив друга. Впрочем, если нужный диван на данном аукционе не найдется, полагал я, то ничего страшного. Времени на поиски у нас предостаточно.

Перед нами выставили несколько заурядных декоративных рисунков и картинных рам, мы с женой не отважились сделать ни одной ставки. Затем помощник аукциониста выкатил серебристый сервировочный столик, на котором покачивался медведь. Разумеется, не настоящий медведь, наводящий ужас на скромное население английского городка. И даже не чучело медведя. Я не решаюсь использовать эпитет «плюшевый» лишь по одной причине: он, конечно, метко опишет и глазки-пуговки, и меховую шубу, и чересчур маленький вышитый рот, но введет в заблуждение насчет размеров медведя, весьма и весьма солидных. Он был большой, почти как я. Не в смысле роста, нет, однако недостаток высоты компенсировался объемами. Если бы, к примеру, меня разрубили пополам в талии и поставили куски рядышком, то вы бы получили некоторое представление о габаритах медведя.

Я чуть не расхохотался, когда при виде этого нелепого создания толпа притихла. Выглядело абсурдно – такой медведь в таком месте; идеальная комедийная сцена. Наверное, аукционист срежиссировал ее ради шутки. Тем не менее никто в зале не разделял моего веселья. Даже жена, с которой у нас до сих пор было совершенно одинаковое чувство юмора. Мы столько смеялись перед свадьбой, в те хмельные безумные дни!

Я счел себя обязанным подавить улыбку. Люди вокруг – включая аукциониста и мою жену – в полной тишине смотрели на медведя; выражения на лицах варьировались от нетерпения до откровенной скуки.

– Один медведь, – объявил аукционист. – Мягкий, с наполнителем, состояние удовлетворительное. Легкая потертость на правом плече, немного обтрепанный шов на правой лапе. Продается за пятнадцать фунтов.

Я оглянулся на зал. Интересно, кто из жителей городка додумается сделать ставку на плюшевое чудище? Впрочем, лица вокруг выражали безразличие.

– Нет желающих? Ни одного? Никто не даст пятнадцати фунтов за роскошного медведя? – Голос аукциониста эхом отскакивал от стен. – Тогда двенадцать фунтов. Двенадцать фунтов. Гигантский игрушечный медведь, продается за двенадцать фунтов.

Наверняка какой-нибудь бедняга откликнется на новую стартовую цену. Очень уж неловко смотреть на выставленное перед нами создание, которое обмякло на столике, свесило тяжелую голову и растопырило лапы. Должен же кто-то сломаться?

Я уловил движение на соседнем стуле – жена подняла руку.

– Двенадцать фунтов, да, дама в синем.

Я ожидал увидеть улыбку на лице жены, намек на то, что она тоже оценила комичность медведя и сделала ставку просто ради смеха. Однако моя новоиспеченная супруга была совершенно серьезна, взгляд ее серых глаз перебегал с аукциониста на медведя, рука не опускалась.

– Дама в синем, двенадцать фунтов…

Я не понимал, что происходит. Мы приехали за мебелью – за полезными вещами для дома. Медведь же был огромным, непрактичным и нелепым. Совсем не то, чего нам хотелось!

Тут, слава богу, нежданное благословение, другая женщина – не моя жена, – даже две другие женщины, одна спереди, а другая из задних рядов зала, подняли руки, выразив желание заплатить за медведя и забрать его домой. Обеим было, как и моей жене, больше тридцати, но меньше пятидесяти. Обе не могли похвастать особой привлекательностью. Одна носила шляпу.

Жена повернулась ко мне, глаза ее сверкнули.

– Продолжать? – спросила она. – Думаю, продолжать. Я выиграю торги, вот увидишь.

Я промолчал – опешил. Аукционист объявил двадцать фунтов, и жена подняла руку. Затем подняла ее на двадцать пять фунтов, на тридцать, на тридцать пять. Другие женщины не уступали. Я пристально смотрел на жену, пытался привлечь ее внимание, показать свои опасения, однако ее сосредоточенный взгляд стремился вперед, к аукционисту. Сорок. Сорок пять. Пятьдесят. Мы ни в коем случае не могли позволить себе сорить деньгами, сравнительно молодые и очень неопытные в семейной жизни, тем не менее жена поднимала руку – непреклонно, уверенно; ясные серые глаза наблюдали за аукционистом со спокойной решимостью. Пятьдесят пять. Шестьдесят. Шестьдесят пять. Наконец двух других женщин устрашил поток чувств, льющийся между женой и медведем и набирающий силу с каждой новой объявленной ценой. Я даже испытал гордость за свою супругу, пусть нам и пришлось увезти с аукциона огромного шестидесятипятифунтового медведя и поселить его у себя.

Я изо всех сил старался вписать медведя в нашу жизнь, и поначалу это было несложно. Мы разместили его во второй спальне, а поскольку я туда почти не ходил, то видел медведя редко. Хотя замечал, что жена иногда его проведывает: просовывает голову в комнату после завтрака или под каким-нибудь предлогом покидает стол в вечерние часы после ужина (дивана мы пока не купили, наша тяга к аукционам исчезла так же быстро, как и возникла). Жена поднималась к медведю и сидела с ним, а он лежал развалясь, обмякшее тело полностью закрывало маленький матрас. Я начал подозревать, что она укутывает медведя одеялом на ночь.

Однажды субботним июльским утром мы сидели за обеденным столом, разложив перед собой газеты; в кофейнике заваривался кофе, окна были распахнуты навстречу безветренному летнему дню. Жена сказала:

– Дорогой, я тут подумала… Как бы медведь смотрелся в другом месте? Давай попробуем, если ты, конечно, не против. По-моему, неправильно – ты согласен? – запирать медведя в маленькой комнате, куда ты совсем не ходишь.

Идея выглядела достаточно безобидной. В конце концов, места у нас было много. Я дал согласие, и в тот же день медведь покинул спальню и присоединился к нам.

Жена устроила его в гостиной, он сидел развалясь в углу, возле вазы с георгинами, и наблюдал, как мы по вечерам беседуем за столом. Поначалу такая обстановка казалась мне прекрасной – лишь чуточку странной, если принимать гостей. Однако тянулись долгие летние дни, медведь продолжал сидеть все там же – жена часто меняла цветы рядом с ним и ежедневно по-разному укладывала ему лапы, – и я начал замечать, что меня раздражает все и вся, особенно дома. Я прикрикнул на жену, когда она пролила на скатерть подливу, а порвав шнурок, выругался так громко, что задребезжали оконные стекла.