Не снимая маску - Андрей Бильжо

А фамилия у дуры была – Берёзкина. Звали Женей. Дура была хоть и набитая, а уловила некоторый диссонанс. А может быть, и нет. Мы часто стараемся дур в своём воображении сделать умнее.

На дворе родильного дома имени Спасокукоцкого стоял май 2020 года. Для того, чтобы придумать фамилию мальчику, особой фантазии не требовалось. Так на этом белом свете зарегистрировался отказник Женька Ковид – Евгений Иванович, если полностью.

В тот трагический день Женька, в мягких домашних клетчатых фланелевых брюках, с голым торсом, курил, глядя в открытое окно квартиры, находящейся, как было уже сказано, на двадцать восьмом этаже: отсюда несколько минут назад улетели Ксения Ковид – жена Евгения, мать его двоих детей – и их преданная собака Соня.

У жены был так называемый послеродовой психоз. Из роддома её сразу забрали в психиатрическую больницу имени Святого Симеона Столпника. Все психиатрические больницы Великой Российской Земли курировала РПЦ, знающая толк в этой области человековедения.

Продержали там Ксению два дня. Беса изгонять не стали (особый случай) и отпустили с Богом. В выписке написали: «Бог в помощь» и печать поставили: «На всё воля Божья».

Для справки:

Хирургические отделения курировало ФСБ.

Терапевтические – ОМОН.

Гинекологией занимались казаки.

Неврологию взяла под своё крыло Росгвардия.

Ну а всей медициной руководил Следственный Комитет.

После родов Ксении казалось, что президент отдаёт ей приказы. Руководит её действиями, поступками. Мол, «Не жуй сопли», «Война войной, а обед должен быть по расписанию», «Чем больше и жирнее мы становимся, тем больше проблем с диафрагмой» ну и т. д.

А ещё ей казалось, что чёрную девочку и белого мальчика она родила (о кошмар! ) от него, а не от своего Женьки.

Не буду вам морочить здесь голову синдромом Кандинского – Клерамбо. Но это, похоже, был он. Чувство вины перед Женькой Ковидом было невыносимым. Изменила – и с кем? Ещё ОН заставил своими приказами внутри головы девочку назвать Тиной, а мальчика Путей.

Ковид курил и смотрел вниз на два мокрых пятна. Большое и поменьше. Он не плакал. Он просто ничего не мог понять.

Никто уже никогда не узнает, что Ксения услышала в голове перед вылетом ставший родным голос: «Пойдём щас все и повесимся. Чур, не я буду первым. Чур, вы будете».

В скорой помощи по телефону спросили сначала имя, потом фамилию («Вы, что, издеваетесь? »), потом возраст, потом адрес, а потом – что случилось. Ковид отвечал терпеливо, но в конце сорвался, не выдержал. Заорал: «Пиздец случился у меня, пиздец! !! »

– Спокойно, мужчина, держите себя в руках, с какого, вы говорите, этажа произошло выпадение? С двадцать восьмого? Вот как хорошо жить стали! А раньше, говорят, в бараках жили… Бригада уже выезжает.

Остатки Ксюши загрузили в чёрный мешок с молнией и после бумажных формальностей кинули в машину. Остатки лабрадора Ковид складывал в мешок для мусора сам. Потом взял лопату и закопал мешок под русской плакучей берёзой.

Он поднялся к себе на двадцать восьмой этаж пешком. Налил стакан водки «Нефть», выпил его залпом. В голове, как рекламный ролик, пронеслось знакомство и пронеслась любовь Ковида и Ксюши.

Вот он идёт по широкому тротуару, чёрный, в белом костюме. А навстречу ему идёт она, белая, в чёрном брючном костюме. Они замедляют шаг.

Он: «Чёрное вам к лицу».

Она: «Это не совсем этично. Чёрное. Надо сказать так: цвет жжёной кости вам, к той части тела, на которой находятся глаза, рот и уши, подходит».

Он: «Ну, тогда так: вам, к вашей части тела, где губы, и к той, где две выпуклости сзади и спереди цвета первого свежего ноябрьского снега, идёт цвет квадрата Малевича».

Она: «А ваш костюм цвета взбитых сливок подчёркивает цвет космических дыр, которым обладает ваша кожа, и выделяет тот бугорок, который растёт прямо на глазах».

Эта трагическая история Евгения Ковида обошла тогда все телевизионные ток-шоу. Младшего Малахова, и младшей Соловьёвой, и внука Гордона, и младшей Симоньян-Кеосаян. Ковид стал мегапопулярной фигурой.

Путю и Тину Российский комитет по делам матери и ребёнка устроил в элитные ясли под патронажем Роскомнадзора, а потом – в элитную гимназию, куратором которой была Генеральная прокуратура.

Что касается Евгения Ивановича Ковида, то он стал сначала министром по национальным вопросам Великой Российской Земли, активно отстаивающим права «татуированных», а потом – первым президентом цвета жжёной кости.

История болезни

Часть первая

– Доктор, а почему вы мне не верите? Я вам говорила, что Ковид-19 уничтожу. Помните? Мы ещё поспорили с вами на мой домашний отпуск. А потом все вирусологи мира и эти гондоны с искусственным интеллектом ничего понять не могли. Мол, все, блять, в одночасье выздоровели. Это было год назад. В 2061-м.

Надо сказать, что в 2046 году ненормативная лексика была признана достоянием русской словесности и культуры в целом. Предметом гордости всех, для кого русский язык был родным.

Гордость – тема отдельная. Болезненная. Столетие Великой победы над фашизмом отметили бурно, по-фашистски, но как-то холодно. А вот тема: «русский мат – он для русских свят! Русский мат – не стесняйся его, как родной матери! » стала эмоциональной и яркой. В России не было семьи, которой мат не коснулся бы. Обсценную лексику преподавали в школе с первых классов. Грамматику, правильное произношение. Рассматривали ситуации, когда уместно и когда не уместно её применение. Проводились семинары, научные конференции на разные темы, связанные с русским матом. Например: «Хуй и его образ в русской архитектуре». Или «Психологические аспекты. Кто чаще меряется хуями», или «Блять – как междометие и блядь – как между этим и тем» ну и т. д.

Но я отвлёкся. Пациентка моя была явно в состоянии психомоторного возбуждения, но без очевидных расстройств мыслительного процесса.

– Вот, доктор, и в прошлое я легко могу переместиться. Например, в 2020-й. Но только с вами. Хотите?

– Да ну нахуй. Я там, в этом сраном 2020-м, жил. Это тебе, родившейся в 2042, интересно. А мне – нет. Год был полное говно!

Я вернулся к своей первой специальности в 2043-м. Мне как раз исполнилось девяносто. Я уже столько нарисовал картинок – и таких, и этаких. Они, как мне казалось, в каждом доме висели. Центры современного искусства были в каждом городе, деревне, селе. Впрочем, деревень и сёл не было, а центры современного искусства были. Заебало, короче, современное искусство. А тут обращение президента. Какого? Такого! В смысле того же.