Царица Синдов - Лилия Орланд

Стражи ворот, узнав девушку, тут же открыли ей створки. Не в первый раз в предрассветных сумерках уходила дочь вождя на охоту, возвращаясь всегда с богатой добычей.

Не успела Тиргатао сделать и нескольких шагов в сторону выпаса, как увидела Гунна, медленно продвигавшегося ей навстречу.

?

Кочевники появились ниоткуда.

Вот кругом ещё спокойная степь, волнами колышется густое разнотравье. Как вдруг из него повыскакивали воины-иксоматы [7 - Иксоматы – одно из меотских племён, долее савроматов сохранявших кочевой образ жизни. ] с безумным криком, призванным напугать врага. Брызнули стрелы, умело отражаемые щитами савроматов, которые почти мгновенно сгруппировались, защищая собой гостя, порученного их заботе. Из-за стены щитов полетели ответные стрелы.

Кочевники приближались, беспрестанно издавая свои жуткие вопли.

Гекатей достал из ножен акинак, готовясь к неминуемой схватке. Один удар сердца, другой. Схлестнулись. Савроматы сражались молча, берегли силы. Они старались держаться группой, прикрывая друг другу спины.

У иксоматов было явное преимущество в количестве и не было необходимости беречь себя. Они с радостью отдавались безумству боя.

Вот упал один сражённый воин-савромат, за ним другой и третий. Они дорого продавали свои жизни, но врагов всё равно оставалось слишком много. Кочевники больше не стреляли из луков, все они взялись за мечи.

Два отряда смешались между собой, танцуя в кровавых объятиях смерти.

Конь Гекатея споткнулся и начал заваливаться набок. Синд соскочил на землю, успев зацепить самым остриём акинака очередного врага. Внезапно правую руку обожгло болью. Перед ним был новый противник, тоже потерявший в схватке свою лошадь.

Иксомат угрожающе скалился редкими жёлтыми зубами. Он сделал шаг навстречу раненому. Раскрылся. Будучи уверенным в своём превосходстве кочевник ослабил внимание. Всё последующее заняло лишь два вдоха, а может, и меньше.

Гекатей, перебросив оружие в левую руку, перекатился по вытоптанной траве под мечом иксомата и наотмашь резанул того по груди. Откатившись от падающего тела, встретился с другим врагом. Но только занёс меч, как в шею нападавшего кочевника воткнулась стрела с белым оперением. За ней также из ниоткуда вылетела следующая, тоже найдя свою жертву среди иксоматов.

Стрелы косили ряды противника, и савроматы воспрянувшие духом, начали оттеснять их обратно в степь.

Но кочевникам не дали уйти.

Из степи раздался воинственный савроматский клич, и вслед за ним показался ещё один отряд, предводительствуемый разъярённым Багосом.

Не более трети иксоматов удалось избежать гнева меотского вождя, рубившего мечом налево и направо. Захваченные врасплох численным превосходством савроматов, только что казавшихся такой лёгкой добычей, оставшиеся в живых кочевники бросились наутёк. Вслед им полетели одна за одной несколько стрел, каждая из которых нашла свою жертву.

Отдышавшись после горячки боя, Багос осмотрелся по сторонам и, не увидев того, что искал, взревел:

– Выходи!

Стихли разговоры воинов, перестало бряцать оружие, даже испуганные кони притихли.

Из густой высокой травы слегка в стороне от побоища поднялась Тиргатао, вслед за нею встал Гунн. Арру попросту не было видно, но никто не сомневался в её присутствии. Эта троица всегда действовала неизменным составом, частенько доводя Багоса до белого каления.

Тиргатао подошла к отцу, сохраняя виноватое выражение лица. Она знала, что в её раскаяние Багос давно не верил, но его гнев, тем не менее, это в некоторой степени смиряло.

Несмотря на то, что отец и дочь были окружены несколькими десятками воинов, на них никто не обращал внимания. Ну или делали вид, по мере возможности прислушиваясь к разговору. Дочь вождя была ещё той занозой в одном месте. Но никто из савроматов не стал бы спорить – девушка была хороша. Немного безумна, как и все амазонки, или их потомки женского рода, но хороша. Ей бы мужа, да детей пяток, чтобы глупости воинские из головы повыветрились, и будет баба как баба, красивая да ласковая. Так рассуждали многие, но подступиться к лакомому кусочку пока никто не решался. Всё-таки дочь вождя, да и рука у неё твёрдая, как каждый из них мог убедиться на общеплеменных стрельбах.

Отец и дочь смотрели друг на друга одинаковыми карими глазами, и никто из них не говорил ни слова. Да и зачем? Уж столько было переговорено, уж бывало, спорили они до хрипоты. Но неизменно каждый оставался при своём мнении. А положить дочь на колено, да всыпать ей хорошенько, у Багоса рука не поднималась. Лишь однажды наказал он Тиргатао, когда увидел, как сосредоточенно, высунув язык от усердия, режет она лицо Машло, который молча терпел, лишь слёзы смешивались с кровью.

Багос знал, почему Тиргатао поступила так, как поступила. Сейчас она не могла иначе. В невестину пору многие девушки теряют разум. Его дочь всего лишь стала женщиной. Она влюбилась.

Багос одной рукой обнял Тиргатао, прижав её к себе, и повернулся к воинам.

– Сколько пали?

– Шестеро.

– А иксоматы?

– Два десятка и ещё трое.

– Это добро. Словите разбежавшихся коней, на них – раненых. Да и мёртвых негоже бросать в степи.

Отдав распоряжения, вождь наконец обратил внимание на подошедшего Гекатея. Синду уже успели промыть рану и перевязать оторванным лоскутом.

– Ещё раз спасибо, вождь, – сказал он с поклоном. – Помощь прекрасной и смелой Тиргатао и твоё своевременное появление спасли мне жизнь. Дважды.

Синд склонил голову и так замер на несколько мгновений.

Тиргатао любовалась им, не в силах отвести глаз. Гекатей казался ей самым храбрым, самым красивым, учтивым, благородным мужчиной во всём мире, и ещё множество достойных слов сейчас просто не приходили ей на ум. Но в том, что этот синд самый-самый, девушка уже совершенно не сомневалась. Она была готова сражаться за него и вместе с ним. И если бы у неё закончились стрелы, не думая, вступила бы в рукопашную с любым количеством кочевников.

Гекатей поднял голову, их глаза встретились, и меотиянка увидела в них ответ своим чувствам. То же восхищение её красотой, её храбростью и меткостью. Тем, что не побоялась противостоять иксоматам, превосходившим её и в силе, и в количестве. Да она запросто могла погибнуть здесь, при этой мысли у синда защемило сердце. И он понял, что должен сейчас сделать.

Багос поочерёдно смотрел то на одного, то на другого, переводя взгляд со своей дочери на её, как он понимал, в скором времени жениха, и чувствовал грусть. Вот и наступил, ну или вот-вот наступит, момент, которого он ждал и которого боялся. Его дочь скоро уйдёт из дома, чтобы стать частью другой семьи и другого племени. Этот чужак уведёт его малышку с собой. И Багос останется совсем один. Ведь, несмотря на то, что с момента гибели его единственной жены прошло уже много лет, этот сильный мужчина так и не смог смириться со своей потерей. И присутствие рядом Тиргатао, так напоминавшей свою мать, и характером, и внешностью, скрашивало его жизнь.