Загадки Красного сфинкса - Татьяна Яшина

Я взял пистолет в руку – тяжелый. «Рука у тебя твердая, но если можно стрелять с опоры – стреляй с опоры. Пистолет не шпага, натиск не нужен, нужен холодный прицел», – ведь это миледи меня учила! И научила. Она все, за что бралась, делала превосходно.

Я подумал, что гвардейцы из полка дэз Эссара – завсегдатаи трактира «Нечестивец», и незаметно узнать, кто из них Д’Артаньян, не составит большого труда. Путь в харчевню проходит мимо множества руин – что может быть лучше для засады? Я проверил, заряжен ли пистолет – хотя что проверять, зачем Монсеньеру под подушкой незаряженный – и сунул за пояс, прикрыв плащом.

Вошел Рошфор, ядовито улыбаясь.

– Что задумал?

– Ничего.

– А тут у нас что? – спросил Рошфор, откидывая плащ. – Ого! Не такой уж ты олух – я боялся, что ты изберешь орудием мести шпагу. Как ты собрался его убить?

– Выстрелить в спину. Когда из «Нечестивца» пойдет обратно в лагерь.

– Очень хорошо. А теперь смотри сюда! – тон его изменился, он подволок меня к столу, к шахматной доске с незаконченной партией. – Смотри! Что это за фигура? – он показал мне коня.

– Конь.

– А это?

– Король?

– А это?

– Пешка…

– А это?

– Я не знаю.

– Это ферзь. Он ходит как хочет и куда хочет. И ест всех. Кого захочет.

Я молчал, догадываясь, куда он клонит.

– А ты, мой друг, думаешь, что ты пешка? Пешка, которая, пройдя все поле, может стать кем-то более сильным? Так вот, ты – не пешка! – глаза его сверкнули непонятной мне яростью. – Ты, – он взял ферзя и надорвал суконный кружочек, приклеенный к основанию. – Ты – вот что!

Он оторвал сукно и выбросил в жаровню. Кругляшок вспыхнул не сразу – за время долгой службы он пропитался воском, которым я натирал шахматную доску, но наконец занялся и сгорел, оставив сильный запах паленой шерсти.

Я молча забрал у графа обездоленного ферзя и вернул на доску. Фигурка стукнула деревом о дерево, а мсье Арман любит играть в тишине – я решил, что приделаю новый кругляшок, только где взять клей? Схожу к полковому сапожнику, заодно заберу серые ботфорты Монсеньера – отворот зацепило осколком, и сапожник уверял, что залатает совсем незаметно.

– Я все понял. Я не буду пытаться кого-то убить из-за миледи.

Пока я вспоминал вчерашние события, мы почти пришли. Рошфор со мной еще не закончил, оказывается. Опять про давешние дела:

– Люсьен, когда Монсеньер рассказывает его величеству Людовику, как он возьмет Ла-Рошель, демонстрирует гениальный замысел, достойный Александра Македонского, а потом пушка стреляет где-то у бастиона Сен-Жерве, и у Монсеньера так набухают жилы на висках, что того гляди лопнут – я невольно задаюсь вопросом: что, тысяча чертей, происходит?

– Вас там не было! Откуда вы это все взяли?

– Начальник личной охраны присутствует на всех совещаниях Монсеньера.

– Жюссак все придумал.

– Жюссак? Придумал?

– Ну да, это вряд ли. Но вам-то что?

Я смотрел на Рошфора, такого красивого, такого ловкого, умного, верного, увидел, как бьется в его глазах вопрос – другой, не тот, который он задал – и ответил:

– Я не знаю, почему я. Я не знаю, почему не вы…

Глава 23. Милость его величества

К счастью моему и кота, мэтр Шико был у себя.

– Кто тут у нас?

Кот припал к куртке и вытаращился на медика, который бесцеремонно производил осмотр.

– На боку ожог, левая нога – закрытый перелом, правая – тоже перелом, но старый и неправильно сросшийся. В общем, ничего страшного я не вижу, животное молодое, сильное, хоть и истощено. Я обработаю бок и наложу шину на ногу. Кормить и убирать за ним будешь сам.

– Спасибо, мэтр Шико! Не знаю, как вас и благодарить.

– Я знаю – перемоешь мне все пузырьки.

Зверь оказался терпеливым: не кусался, не царапался и не бился, пока мэтр Шико накладывал лубки и перевязывал ему бок. Рошфор предложил свою помощь, но держать кота особо не требовалось, и граф покинул лазарет.

Обмотанный поперек туловища несколькими слоями полотна, кот стал напоминать епископа в черной сутане, не хватало только пилеолуса. Я подобрал комочек корпии, расплющил в лепешку и положил коту на голову, прыснув – сходство стало полным.

– Какой ты еще мальчишка, Люсьен, – вздохнул медик. – А ведь тебе уже… Сколько тебе лет, кстати?

– Двадцать три, пятого числа исполнилось.

– Я в двадцать три года был вторым хирургом при осаде Амьена, – мэтр Шико провел красной ладонью по коротко стриженным седым волосам и задумчиво глянул куда-то вдаль.

– Мэтр Шико, а расскажите! Амьен – это во Франции?

– Да, в Пикардии, на севере. В 1597 его взяли испанцы – и так хитро! Граф Фуэнтес послал к воротам города своих лучших бойцов, переодетых крестьянами, с корзинами орехов и яблок. Капитан гвардии был большой любитель фундука, он разрешил им войти. Ему разбили голову шестопером, которым он колол орехи…

– А потом?

– А потом наш добрый король Генрих Четвертый взял Амьен в осаду. В начале осады я сделал свою первую ампутацию, а через полгода, после штурма, – сотую.

– Вы столько рук отрезали?

– Почему рук, мальчик? Ног! Ты до сих пор думаешь, что на войне людей губит сталь и порох? Зараза их губит, вот что! Чума, холера, лихорадка, гангрена от стертых ног – уносят больше жизней, чем лучшая испанская кавалерия…Натер солдат ноги, раны загноились, заражение крови – и привет, апостол Петр. Или, скажем, отхожие места рядом с колодцами – кровавый понос у половины состава. Герцог де Люинь под Лонгвилем умер от кровавого поноса.

– Страсть какая, – поежился я. За всю осаду Ла-Рошели я не мог припомнить таких ужасов, правда, Монсеньер не все время находился в ставке, как и король, курсируя между Ла-Рошелью и Парижем.

– Так не зря отец Жозеф и его капуцины солдат каждую неделю мыться гоняют! – словно прочел мои мысли мэтр. – Образцовая война, как хочет его высокопреосвященство. Однако ты мне зубы не заговаривай: пациент требует заботы. Ходить будет под себя первое время, укороти ему сразу шерсть на животе и на задних лапах, чтобы удобнее было чистоту наводить. Только накорми сначала.