Недотрога - Эмма Ноэль

Пи.

Пи.

Откуда этот звук? Я что, схожу с ума? Мало мне фобии, так к ней ещё и безумие идёт в придачу?

Пи-и, пи-и, пи-и. Слышу ещё чётче, ещё раздражительнее, но уже не в голове, а рядом. Почему я не чувствую ничего, когда зажимаю уши ладонями? Я же должна ощущать собственное прикосновение. Что за чертовщина?

– Всё хорошо, она просто приходит в себя, – чужой голос настолько неожиданно врывается в моё сознание, что я открываю глаза. В этот раз на самом деле.

И вдруг вспоминаю, понимаю…

Мне стало плохо. Я не смогла пройти сквозь толпу. Ничего не прошло. Фобия не исчезла. Она ударила с сокрушительной силой, сбила с ног и погрузила в небытие.

Хочется выть от отчаяния. Мне светит одинокая жизнь со сворой котов вместо детей и мужа. Я никогда не смогу нормально жить, иметь семью, чувствовать так, как чувствуют другие, через прикосновения, объятия, поцелуи…

Или сопьюсь.

Очевидно, алкоголь на короткое время притупил мой страх, а потом, в самый ответственный момент, анестезия отпустила… и страхи вцепились чёрными когтями в моё сознание.

– Доченька? – Мама порывается взять меня за руку, но мои расширенные в испуге глаза её останавливают.

– Что случилось? – Спрашиваю для приличия, хоть и сама уже догадываюсь, что потеряла сознание. Но эти капельницы… и оборудование… они меня пугают. Хочу поскорее попасть домой, спрятаться в свою берлогу. Навсегда.

– Тебе стало плохо. У тебя… ты…

Мама теряется в словах, избегает моего взгляда. И этим пугает меня до чёртиков!

– Мам? ! – Десятки страшных догадок врываются в моё сознание, от инвалидности до скоропостижной смерти.

Но тело меня слушается, хотя и одолевает жуткая слабость. И умирающей я себе не чувствую. Вот только все эти трубки…

– Ева, тебе нужна помощь. Олег настаивает, чтобы ты добровольно согласилась на лечение и…

– Какое ещё лечение? – Перебиваю её.

– Твоя проблема… она не пройдёт сама собой. И я согласна с Олегом, что определённая терапия…

– Вы меня что, в дурку упечь решили? ! – Я не больная на голову, чтобы со мной так.

Говорю на повышенных тонах, хриплым от незапланированного сна голосом. Глотаю ком в пересохшем горле. Пить хочется и разговаривать очень тяжело.

– Доченька, не нужно преувеличивать. Это для твоего же блага, – мягкость на лице матери сменяется раздражением.

А какая раздражённая я! С появлением этого Олега она во всем ему потакает. Я и так никогда не чувствовала себя любимой доченькой, а теперь вообще кажется, что я третья лишняя.

– Ненавижу грёбаные больницы! – Шиплю хрипло.

Сама себе удивляюсь. А мама удивляется ещё больше. Я никогда так не выражаюсь, но сейчас сдержать эмоции не могу.

– Подумай хорошо, Ева, – продолжает она, – пока не слишком поздно.

Мама бросает на меня холодный взгляд, прежде чем выйти из палаты. А мне остаётся разве что завыть от отчаяния. Какая больница? Какая, к чертям, помощь? Уже пытались, но улучшения я что-то не заметила.

Ссора меня истощила и, хоть я только что проснулась, снова хочется спать. Но вместо этого я встаю. Вытаскиваю капельницы, нахожу свою обувь под кроватью. В углу на вешалке вижу свой плащ. Мне хочется подышать свежим воздухом. А ещё лучше – уйти отсюда. Только куда я пойду? Мне действительно не выжить в этом мире без посторонней помощи. Хоть я и не инвалид, но совершенно беспомощна.

Выхожу из палаты и направляюсь к выходу. На улице уже ночь и почти никого нет. На расстоянии нескольких десятков метров от выхода замечаю знакомый силуэт. Теряюсь… Надо же! А он что здесь делает? Чувство стыда диктует бежать прочь, но я не успеваю. Он внезапно оборачивается. И смотрит прямо на меня.

Вы когда-нибудь задумывались над фразой «сканировать взглядом»? Вот я в этот момент чётко почувствовала, что это такое. Меня будто выхватили из моего мира, разложили под ярким светом прожекторов, пригвоздили к месту, за одно короткое мгновение увидели всё мои недостатки, зафиксировали их и грубо выбросили меня обратно, вернув в мою убогую реальность.

Одно короткое мгновение под пристальным взглядом – и он снова стоит спиной ко мне, как будто мы никогда и не встречались. Хотя даже в темноте я различила вспышки гнева в его глазах. Или у него настолько мощная энергетика? Или я просто себе выдумываю из-за внезапно накрывшего чувства стыда? Но он больше не смотрит на меня, сделав вид, что мы не знакомы. Так что какой теперь смысл бежать?

Я выдыхаю растерянность и направляюсь к небольшому парку на территории больницы. Сажусь на одну из скамеек, сознательно выбирая место, куда не достигает скудный свет больничных фонарей.

Вдыхаю свежий весенний воздух на полную грудь. Прохлада в считанные минуты заставляет съёжиться, проникая под одежду и разгоняя мурашки по коже. Обнимаю себя руками за плечи, пытаясь сохранить тепло.

А в следующее мгновение вздрагиваю, но уже не от холода. Рывком втягиваю воздух и застываю, почувствовав, как скамейка прогнулась под весом непрошеного соседа. Жду реакции своего организма. Жду очередной вспышки паники. Жду отторжения и сопротивления. Но нет. Ничего этого не происходит. Боюсь повернуть голову, хоть и прекрасно понимаю, кто сидит рядом. Стоило бы отодвинуться от него, уйти, но не могу.

Или не хочу?

Ему не стоило подходить ко мне. Из-за меня он поссорился с девушкой.

– Извини, – говорю, понимая, что я должна это сделать. Любопытство требует поинтересоваться, что он здесь делает, но я сдерживаю свой порыв.

Чувствую его взгляд на себе. Такой пронзительный, что ничего не могу с собой поделать и поворачиваю голову в его сторону.

Падаю…

Стремительно падаю в бездну. Свободное падение, от которого сбивается дыхание и сердце заходится в бешеном ритме. Полёт без страховки в неизвестность. Мир останавливается. Не существует ничего, кроме зелёных бездонных глаз, кружащих меня в своём безумном танце.

Уголки его губ дёргаются в лёгкой полуулыбке. Застываю на них. Тонкая напряжённая линия, в которую хочется протолкнуться языком. Я не успела распробовать их вкус. Того прикосновения было ничтожно мало, чтобы успеть насладиться им. Кусаю губы, надеясь этим приглушить странные желания.