Сплетница. Вы в восторге от меня - Сесили фон Зигесар

Дэн улыбнулся и стряхнул неряшливую прядь каштановых волос с лица. По правде говоря, ему все было все равно, где находиться, лишь бы рядом с ней.

Дэн был родом из Вест-Сайда Манхэттена, Серена – из Ист-Сайда. Он жил с отцом, самопровозглашенным аристократом и редактором у малоизвестных бит-поэтов, и младшей сестрой Дженни, которая ходила в ту же школу, что и Серена. Они жили в разваливающейся по кирпичикам квартирке в Верхнем Вест-Сайде, ремонт в которой не делался с 1940-х годов. Единственным существом, который занимался уборкой в их доме, был огромный кот по кличке Маркс, который являлся профессионалом по части ловли и поедания тараканов.

Серена же обитала со своими состоятельными родителями, которые были членами практически каждой крупной организации в городе, в огромном пентхаусе, отделанном знаменитым архитектором, с видом на Метрополитен-музей и Центральный парк. К ее услугам были личная горничная и повар, которых она могла попросить испечь торт или приготовить чашечку капучино в любой момент, когда бы ей того ни захотелось.

Но что же она забыла рядом с Дэном?

Они познакомились пару недель назад во время проб для фильма, который режиссировала подруга Дэна и по совместительству одноклассница Серены Ванесса Абрамс. Серена не получила роль, и Дэн почти попрощался с надеждой увидеть ее вновь, но затем они столкнулись в баре в Бруклине. С тех пор они пару раз встретились и поболтали по телефону, но именно в этот раз было их первое настоящее свидание.

Серена вернулась в город в прошлом месяце, после того как ее выкинули из школы-пансиона. Поначалу она была в восторге от своего возвращения, но потом обнаружила, что Блэр Уолдорф и все ее старые друзья не хотят больше иметь с ней ничего общего. Серена по-прежнему не могла понять, что стало причиной. Да, она не поддерживала с ними связь и, наверное, много хвасталась тем, как весело провела время в Европе прошлым летом… Настолько весело, что даже не вернулась к первому дню начала занятий в Ганноверской академии Нью-Гемпшира, потому что ее отказались принимать обратно.

Прежняя школа, «Констанс Биллард», отнеслась к ней с большим сочувствием. Но только школа, а не ее ученики. У Серены не осталось ни одного друга в Нью-Йорке, поэтому встреча с Дэном ее обрадовала: интересно было пообщаться с кем-то, чья жизнь настолько отличалась от ее.

Дэну же хотелось ущипнуть себя каждый раз, когда он смотрел в глубину темно-синих глаз Серены. Он влюбился в нее с первого взгляда, когда в девятом классе увидел на вечеринке. Теперь, спустя два с половиной года, у него наконец появилась надежда, что это чувство может стать взаимным.

– Давай закажем самое большое мороженое из их меню, – предложила Серена, – а потом поменяемся тарелками. Так оно нам точно не надоест.

Она заказала тройное мятное мороженое с горячим сливочном соусом, а он – кофейно-банановый сплит. Дэн съел бы что угодно, если бы там был кофе. Или табак.

– Итак, – произнесла Серена, указывая на книгу в мягкой обложке, торчащую из кармана пальто Дэна, – тебе нравится?

Это была пьеса «За закрытыми дверями» Жана-Поля Сартра, экзистенциальная повесть о «приключениях» в чистилище.

– Да. Печально и забавно одновременно, – ответил Дэн. – В книге много правды.

– О чем она?

– О преисподней.

Серена рассмеялась.

– Ого, ты всегда читаешь такие книги?

Дэн выловил кубик льда из своего стакана с водой и положил его в рот.

– Какие «такие»?

– Ну, например, про ад.

– Нет, не всегда, – На самом деле он только что расправился со «Страданиями юного Вертера», книгой про любовь. И про ад.

Дэну нравилось думать о себе как о терзающейся душе. Он предпочитал те романы, пьесы и стихи, что вскрывали трагичную абсурдность жизни – именно они составляли идеальную пару чашке кофе и сигарете.

– У меня проблемы с чтением книг, – призналась Серена.

Принесли мороженое, и они едва могли видеть друг друга за горами сладкого на столе. Серена погрузила длинную ложку для мороженого в тарелку и отхватила огромный кусок. Дэн в восхищении наблюдал за длинным изящным изгибом ее запястья, за напряженной мышцей руки и золотистым сиянием белокурых волос. Она вот-вот собиралась схомячить до омерзения огромную гору мороженого, но для Дэна эта девушка была богиней.

– Нет, конечно же, я умею читать, – продолжила Серена, – но у меня проблемы с концентрацией. Не могу сосредоточиться, начинаю думать о планах на вечер, о том, что нужно купить в аптеке, или о том, что забавного произошло со мной год назад. – Она проглотила кусок мороженого и посмотрела в понимающие карие глаза Дэна. – В общем, я рассеянная, – грустно подытожила она.

Это нравилось ему в Серене больше всего: девушка умела быть грустной и счастливой одновременно. Она была словно одинокий ангел, парящий над землей, смеясь тому, что может летать, и в то же время горько плача из-за своего одиночества. Серена превращала все обыденное в нечто совершенно необыкновенное.

Руки Дэна задрожали; он отломил ложкой кусочек покрытого шоколадной глазурью банана и молча съел его. Ему хотелось сказать Серене, что он мог бы читать для нее и, вообще, сделал бы для нее все что угодно. Его кофейное мороженое растаяло и перелилось за край пиалы.

Дэну едва удавалось сдерживать бешено колотящееся сердце.

– В прошлом году у меня был замечательный преподаватель в «Риверсайде», – сказал он, овладев собой, – который говорил, что лучший способ сохранить в памяти прочитанное – читать постепенно, маленькими отрывками. Наслаждаться словами.

Серена обожала слушать Дэна. Он говорил обо всем так, что ей действительно хотелось это запомнить. Она улыбнулась и облизнула губы.

– Наслаждаться словами, – повторила Серена и улыбнулась.

Дэн целиком проглотил последний кусок банана и потянулся за водой. Боже, как она красива!

– Так ты, наверное, круглый отличник и уже подал заявление в Гарвард? – спросила Серена, затем вытащила из мороженого кусок леденца и положила в рот.

– Нет и нет, – ответил Дэн. – Я абсолютный невежа. То есть хочу поступить куда-нибудь, где есть хорошая образовательная программа для писателей, но пока не знаю, куда. Мне дали огромный список мест, все эти брошюры до сих пор лежат дома, но я по-прежнему не знаю, что делать.