Клык. Хвост. Луна. Том I - Лин Возовски

Старший сын остановился возле вождя, упал на колено и оперся обеими руками о рукоятку стоящего молота.

– Что случилось, отец? – забасил как из трубы Тоил.

Старио, продолжая сидеть на скамье, пригнулся, чтобы прошептать на ухо своему сыну:

– Тоил, дитя мое, послушай внимательно, что я скажу, – прохрипел вождь, затем, громко прокашлявшись, продолжил: – Последние годы ты был моими руками в кузнице, нашей единственной опорой в семье. Теперь же тебе предстоит отправиться с этими людьми в их дом и делать то, что они тебе скажут.

Волосатое лицо Тоила хмурилось, выражая недоумение, но он покорно молчал, внимательно слушая своего отца.

– Это ненадолго. Совсем скоро мы найдем способ забрать тебя обратно домой, – уверенно произнес Старио. – Будь добр, сын мой, не сопротивляйся и не гневайся.

Вождь плотно приблизился своими губами к огромному уху великана и, едва уловимо, добавил:

– Вождь должен смотреть наперед. Не совершай ошибок, как твой отец.

После этих слов Старио Вирсмунк посмотрел прямо в крохотные глаза Тоила и похлопал по его широкому плечу.

– Иди, мое дитя. Тебе пора. – Он поднял взгляд на Глову, давая понять, что закончил.

Волчица кивком головы указала двум крепким парням, что сопровождали ее, на стоящего на коленях великана. Двое верзил, переглянувшись, нерешительно двинулись к Железнохвату в надежде, что тот не начнет сопротивляться. Тоил сердито оглядел приближающихся незнакомцев, крепко сжал своими гигантскими руками молот и выпрямился во весь рост, словно возникшая из ниоткуда гора. Но тут же вспомнил слова отца и расслабился.

– Я сам найду выход из собственно дома, – грубо произнес гигант.

После этих слов Тоил, так же медленно и с шумом, пошел к выходу. По пути он посмотрел на прощание в черные глаза сестры, взглянул на младшего брата, что потирал красные места на руках, и сочувственно оглядел рыдающую мать. За спиной его боязливо сопровождали двое северян в черных овечьих мехах.

Дверь захлопнулась подобно раскату грома. Звук от шагов на крыльце растворился в бесконечной улице.

– Не нужно, медведь, не строй иллюзий. Вряд ли ты еще скоро увидишь своего старшего сына, – злорадно произнесла Глова Гойл, – а глядя на твое состояние…ух…

Смерив вождя с головы до ног, волчица иронично покачала головой из стороны в сторону. Старио Вирсмунк тяжело дышал. Ему все сложнее было усидеть на скамье.

– Ты – злобная тварь! – голосисто завопил Ранлис и, подбежав к камину, снял с гвоздей меч-кочергу.

– Я снесу тебе голову! – прокричал мальчишка, занося двумя руками недомеч, после чего пустился в атаку на хрупкую девушку в сером пальто.

Глова без труда увернулась от первого размашистого удара Ранлиса. Затем, слега прогнулась в спине, уходя от горизонтальной атаки. От третьего удара она играючи отскочила на полшага влево, выбив при этом носком сапога оружие из руки младшего сына вождя, и этой же ногой зарядила мощный удар в область живота нападающего.

Из груди Ранлиса вышел весь воздух, а к его глазам подступила темнота. Старио, сидя на скамье и задыхаясь, пытался связать какие-то слова, но на выходе получался лишь мокрый, хриплый стон. Роза упала на колени и стала умолять Глову, чтобы та пощадила ее сына, но из-за постоянного рыдания слова были ничтожно тихими и неуловимыми. Зерта стояла неподвижно, словно скованная железом, наблюдая за происходящим своим безмятежным взглядом.

– Ах ты тощий паршивец. Как ты смеешь поднимать на меня свою костлявую руку? – с безумными глазами отрезала Глова Гойл, затем схватила Ранлиса за тонкое, аккуратное предплечье правой руки и поднесла обмякшее тело к скамье, как мешок с картофелем.

Она положила его руку на поверхность скамьи и придавила правой ногой. В этот момент Старио сорвался с места, но тут же рухнул на пол, не сделав ни шага. Правой рукой он держался за сердце, а левой тянулся к сыну. В его глазах пульсировала боль, а лицо насыщалось страхом. Вождь тщетно пытался сделать хоть глоток воздуха; из горла доносилось колючее сопение.

Тень Волчицы, продолжая удерживать руку Ранлис на скамье, правой рукой достала из высокого сапога изумительный, на славу сделанный великим мастером дома Вирсмунк, обоюдоострый кинжал с символом волчьего оскала на лезвии. Левой свободной рукой Глова схватила юношу за буро-рыжие волосы, и, наклонившись, прошептала, глядя в объятые страхом глаза:

– Нужно стараться быть вежливым с людьми, юный медвежонок…

После этих слов Глова резко, подобно молнии, отсекла острейшим лезвием правую кисть Ранлиса.

Металлический крик пронзил гостиную комнату. Вопль проник в каждое отверстие, осел на дне стаканов, многократно отразился от стен и застыл холодным ужасом в ушах уже лежащей без сознания Розы, застывшей Зерты и задыхающегося Старио Вирсмунка. Ранлис катался по полу и визжал, держась левой рукой за кровавый обрубок. Его правая мертвая кисть валялась под столом, постепенно теряя розовый цвет. Приторная кровь тонкой алой струйкой лилась со скамьи на пол.

– Танкха дхале, Железношкурый. Возвращайся к предкам, – произнесла Тень Волчицы, затем направилась к выходу, ритмично перебирая звонкими каблуками.

Образовавшаяся под скамьей багровая лужа постепенно добралась до бездыханно лежащего лицом вниз вождя. Кровь его младшего сына впитывалась в каштановые волосы, проникала в безжизненные ноздри и слега касалась посиневших губ Старио Вирсмунка, вождя клана Вирсмунк, лучшего кузнеца в Станоке и на всем Великом Севере.

Глава 3

Даже не надейся!

Зима на юге Великого Севера проходит несколько мягче, чем в остальной части Станоки, где располагалось большинство кланов. Но всё же это настоящая холодная зима, не похожая на бесснежный круглогодично теплый климат вечнозеленого королевства Раус, одного из трех государств, входящего в состав Южного Амблигонита. Торговый путь, сводящий Станоку и Раус, местами превращался в настоящее препятствие. Из-за отсутствия сильных морозов дорога на юге Станоки на отдельных участках представляла собой непреодолимое месиво рыхлого снега, в котором с легкостью застревали деревянные колеса даже пустых, незагруженных повозок. Люди, однажды попавшие в плен подобной дороги, рискуют провести время в ожидании либо весны, либо голодной и холодной смерти…

Измотанная лошадь едва перебирала уставшими ногами снежную кашу. Бедное животное, тяжело фыркая, пыталась вытянуть застрявшую, набитую доверху, повозку.

– Треклятая скотина! Давай! Тяни, тяни сильнее, кобыла старая! – Грузный северянин с большим круглым животом, сидя верхом на повозке, со всей силы хлыстал обессиленную лошадь, оставляя на ее черной спине кровавые полосы.