Невероятные приключения Денниса Доргана - Роберт Говард

Толпа зрителей ревела, когда я вынул из окаменевших пальцев Спагони пятьдесят баксов Конноли, прихватил свою одежду и покинул ринг. Люди уступали мне дорогу, думая, что я пьяный или сумасшедший, но я не обращал на это ровно никакого внимания.

Больше всего я боялся, что госпожа Чисолм устала ждать и ушла, забрав с собой обезьяну за десять тысяч долларов. Однако она по-прежнему сидела в задней комнате в американском баре. Мне показалось, что число пустых бутылок и бокалов на столе возросло. Но на данный момент мои впечатления мало значили. Оба глаза у меня были черными, все лицо – в синяках, да и засохшую кровь смыть мне было некогда.

– Боже мой! – ахнула госпожа Чисом. – Что случилось?

– Вот бабло, – объявил я. – Давайте статуэтку.

Она вложила статуэтку в мои руки, и я крепко сжал её, чувствуя, что держу в руках десять тысяч долларов.

– Оставьте мне свой адрес, – продолжал я. – Я сегодня уезжаю в Кантон. И я разделю с вами деньги, которые получу за эту штуковину.

– Я пришлю тебе свой адрес, – сказала она. – Теперь я должна уйти и… спасибо!

И она ушла так поспешно, что сильно удивила меня… Махнув венчиком юбки, она исчезла, оставив в сердце моем зияющую дыру. Потом я сел, глубоко вздохнул и стал разглядывать обезьяну, а потом вошел бармен.

– Скажи, Дорган, ты и в самом деле оплатишь все те напитки, что выпила эта дамочка? – проговорил он. – К тому же, должен сказать, пила она, как рыба!

– Что? – протянул я, подозревая какой-то неприятный сюрприз. – Ну, скажем так, Джо, ты жил в Кантоне, ты знаешь мандарина по имени Тан У?

– Тан У? – проговорил он. – Умер лет десять назад.

– Что? – а потом, внезапно взревев от недоверия, я еще раз оглядел обезьяну и заметил клочок бумаги, наклеенный на подставку. Я ахнул, прочитав, потом взвыл во весь голос, так что у бармена волосы встали дыбом.

А потом кто-то взвыл у двери. Это был Джим Роджерс. Он тоже закричал, не сводя взгляда с обезьяны у меня в руках.

– Ты забрал её! – заверещал он. – Я знал, что в итоге ты обойдешь меня! Ты же говорил, что отдашь мне половину того, что получишь! Я требую свою долю! Я обращусь к копам…

– Если я отдам тебе половину того, что получил сегодня, то ты не выживешь, – проворчал я. – И одной десятой доли процента остаться в живых у тебя не будет.

И тогда я вложил нефритовую обезьяну И Хэи ему в руку и, задумавшись, вышел из заведения. Бармен рванулся было за мной, но потом остановился, решив, что лучше меня не трогать. А Джим, перевернув статуэтку, с удивлением прочитал то, что прочитал я минуту назад.

Сделано в Бриджпорте,

штат Коннектикут. 15 фунтов.

Рубин мандарина

НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ ту ночь, когда я пришвартовал Мачо Корригана в «Мирных небесах» на набережной Гонконга. Мачо скорее напоминал гориллу, чем человека, да и мыслил он, как обезьяна. А ночка тогда выдалась тяжелой даже для такого морячка, как Денннс Дорган. В третьем раунде этот бык приложил меня так сильно в челюсть, что я приклеился носом к полу и все еще пытался оторваться от него, когда гонг спас меня. А в четвертом он вколотил голову мне в плечи, да к тому же левым хуком заставил так вывернуться, что я все веснушки у себя на спине разом пересчитал. В пятом он вышвырнул меня за канаты, и какому-то сердобольному самаритянину пришлось вылить мне на голову бутылку воды, чтобы я сумел собраться и вернулся на ринг. Может быть, этот импровизированный душ и оказался тем средством, что окончательно вывело меня из себя. А потом, когда Мачо оказался поблизости, я вонзил свой левый кулак по самый локоть в его волосатый живот, и пока он пытался вновь вдохнуть, расплющил ему ухо, превратив его из маленького чайного блюдца в огромную сковородку, на которой можно было зажарить яичницу для трансатлантического лайнера. К тому времени Мачо уже неуверенно стоял на ногах, впрочем, как и я, но, когда моя левая вновь встретилась с его челюстью, а правая, врезавшись в живот, окончательно провентилировала его легкие, – он выдохнул с такой силой и столь зловонно, что мне показалось, что я попал в торнадо, разворошившее столовую стервятников, Мачо рухнул, как подпиленный баобаб, и его секунданты за ноги утащили его с ринга, потому как поднять эту тушу и вынести, как положено, не представлялось возможным. Они бросили его в корыто – поилку для лошадей, чтобы он очухался.

Тут как раз рефери объявил, что мордобой закончен, и я наощупь отправился в свою раздевалку, и только там вытер кровь из уголка правого глаза, который, в отличие от левого еще открывался. Потом, одевшись без посторонней помощи я с трудом выполз оттуда. Пора было навестить Датчанина Таттеркина – промоутера «Мирных небес», чтобы получить бабло. Однако, в холле я натолкнулся на менеджера Корригана, который аж плевался пеной.

– Где Датчанин? – поинтересовался я у него, а он испустил смешок вроде того, что издает гиена, попав в волчью ловушку.

– Где Датчанин? – саркастически вторил он. – Я тоже хочу знать! Он смылся! Удрал! Прихватил навар с билетов и слинял!

– Что? – вздрогнув всем телом, переспросил я.

– Да! И это после всего, что я для него сделал!

– Но он не мог так поступить! – в отчаянии закричал я. – Он должен мне пятьдесят баксов за вечернее представление.

– Пятьдесят баксов! – злобно пробормотал менеджер. – А мне-то что? Но он кинул меня, который работал…

Я оставил его бормочущим о своих бедах в закутке, который Датчанин использовал как офис. Тут нигде Датчанина не было. И ни стула его не было, ни стола. Судя по всему, Датчанин вывез всю мебель, пока мы на ринге полировали морды друг другу. Мы с Мачо ставили каждый по пятьдесят долларов, теперь он проиграл, и я должен был забрать у Датчанина всю сотню… я принял потерю выигранных пятидесяти баксов спокойно, но вот мои пятьдесят, которые я дал Датчанину подержать… Выбежав на улицу, я огляделся, но, похоже, промоутер отбыл на ночном пароме. Однако я был так зол, что готов был отправиться за ним вплавь.