Охота на черного короля - Александр Руж

– А я к вам не с допросом. – Абрамов вытащил из кармана пачку «Посольских». – Курите?

– Нет, спасибо.

– С вашего позволения… – Он сунул папиросу в рот, чиркнул спичкой и краешками губ неожиданно пропел: «Штыками и картечью проложим путь себе…» – Оборвал пение, словно снял иглу с пластинки, и дружески дохнул дымом Вадиму в лицо. – Не дает мне покоя один пунктик. О засаде знал узкий круг лиц. Преданные революции товарищи из руководящего звена ОГПУ и трое из вашей группы: вы, Барченко, Чубатюк…

«Куда это он клонит? – с тревогой подумал Вадим. – И ухмылочка иезуитская… Склизкий какой-то».

Он двинулся к выходу. Абрамов пошел рядом, смердя папиросой, и размеренно продолжил:

– Красноармейцы не были посвящены в детали операции вплоть до прибытия на позицию. Не правда ли, наводит на некоторые умозаключения?

– А Федько? – хмуро парировал Вадим. – Он знал заранее.

– Федора Федоровича я еще с окопов германской войны знаю. Никаких подозрений в его отношении быть не может… «Нам ненавистны тиранов короны, цепи народа-страдальца мы чтим…»

«Певун хренов! – ругнулся про себя Вадим. – Это он меня, что ли, подозревает? Или всю нашу группу? Опять козни против Барченко, подковерные гэпэушные игры… Поперек горла уже! »

Он нелюбезно ответил:

– Если у меня и есть мнение, я его лучше придержу.

– Эх, товарищ Арсеньев, товарищ Арсеньев! – пожурил его любитель песенного творчества. – Я к вам, можно сказать, как к сослуживцу, за советом, а вы… иголки выставили. Ладно, оставим… Вас подвезти? У меня мотоциклет.

– Спасибо, сам доберусь.

Тут очень кстати зазвякал трамвай. Вадим, не прощаясь с Абрамовым, перебежал через дорогу, к рельсовым путям, и с ухваткой беспризорника вскочил на подножку.

* * *

Так, так, так, так… Метроном ритмично отстукивал секунды, качалась из стороны в сторону вертикальная стрелка. Этот стук раздражал Магду, она косилась то на прибор, то на черную клеенчатую шторку, из которой, через круглую прорезь, пялился на нее выпуклый стеклянный глаз. За шторкой кто-то прятался, Магда чуяла это явственно, хотя ее нос и без того был забит всевозможными запахами, перемешавшимися в этом ярко освещенном помещении – карболки, спирта, эфира и еще какой-то гадости. Слепили лампы, давил перетянувший левую переднюю лапу проволочный хомутик. А напротив стоял человек в белом халате, с зализанными назад жидкими волосенками, и возился с непонятной, снабженной переключателем штуковиной, от которой шли провода к хомутику.

– У меня все готово, – доложил прилизанный и остановил метроном.

О, с каким удовольствием Магда рванула бы отсюда куда глаза глядят! Но как рванешь, когда тебя удерживают два сыромятных ремня, пропущенных под грудью и брюхом и прикрепленных к потолку. Она была фактически подвешена, едва касаясь лапами стола.

Прилизанный в халате садистски потер изъеденные реактивами ладошки.

– Начинаем? Qui prior est tempore, potioor est jure  [4 - Кто раньше по времени, тот прежде по праву (лат. ). ].

Он не так давно сделался доктором медицины и любил козырять цветистыми латинскими изречениями.

– Начинаем, – глухо дали добро из-за шторки.

Прилизанный с ласковостью заглянул во влажные собачьи глаза и хищно дернул на себя переключатель. Тысячи незримых игл вонзились в тело Магды. Она взвыла, задергалась, затрепыхалась на ремнях, как марионетка. Прилизанный выключил ток и остановил метроном. Дав собаке отдышаться, он снова запустил тикалку и дернул переключатель. Так повторилось раз десять.

– Достаточно?

– Да, профессор. Потом выберем лучший дубль. Приступайте ко второму опыту.

– Благодарю. – Прилизанный отцепил от лапы Магды хомутик и придвинул к себе склянку, на которую была натянута резиновая соска.

В склянке голубела жидкость. Магда заскулила, задрыгалась на ремнях.

– Проделаем тот же эксперимент не с током, а с кислотой, – прокомментировал профессор. – Это тебе, радость моя, совсем не понравится! – Он осклабился и потрепал собаку по холке. – Ничего, терпи! Подумай о том, какая судьба тебя ожидает… Станешь звездой! А иногда бывает наоборот: hodie Caesar, cras nihil  [5 - Сегодня Цезарь, завтра ничто (лат. ). ].

– Может, дать ей передышку и показать реакцию на метроном без дополнительных раздражителей? – тактично предложили из-за шторки.

– Успеем, успеем! У нее должна сформироваться стойкая ассоциация… Запускайте!

Профессор плотоядно взглянул на несчастное животное, левой рукой умело оттянул его нижнюю челюсть и прыснул из склянки на вывалившийся горячий язык.

Нёбо Магды опалил адский пламень. Она совершенно ошалела, поджала все четыре лапы и, крупно сотрясаясь, обвисла, словно сведенная параличом.

– А она не того? ..

– Что вы! Доза рассчитана с точностью.

Профессор собирался застопорить метроном, но произошло нечто, нарушившее ход эксперимента. В лабораторию, хрястнув дверью, ввалились трое в военном обмундировании. От них повеяло крепчайшей солдатской махрой. Ополоумевшая Магда не могла больше выдерживать издевательств, – она изо всех сил натянула ремни, и – чудо! – один из них лопнул.

Из-за шторки выскочил человек лет тридцати с небольшим. Несмотря на молодость, у него под глазами набрякли мешки, и вид он имел несвежий. Возможно, это стало следствием многосуточной напряженной работы. То был еще мало кому известный режиссер Всеволод Пудовкин. Здесь, в Институте мозга, он снимал свою первую документальную киноленту.

– Что такое? Почему посторонние на площадке? – гаркнул он на вошедших.

– Кто это посторонний? – вызверился тот, что вошел первым – плюгавенький, в непомерно большой фуражке, сползавшей ему на переносье.

Он ткнул в лицо Пудовкину красную книжечку.

Профессор в белом халате силился утихомирить Магду. Она неистово вертелась и ухитрилась-таки оборвать второй ремень. Освободившись, собака мимоходом тяпнула профессора за палец и ринулась на военных, загораживавших выход из лаборатории.

– Бешеная! – возопил плюгавый.

Пудовкин рта не успел раскрыть, как громыхнули одновременно три выстрела, и Магда, высоко подпрыгнув, плашмя хлопнулась на пол. Она еще несколько секунд перебирала лапами, будто продолжала по инерции бежать, а потом затихла.

– Что вы натворили! – Режиссер схватился за голову, смял взлохмаченные волосы.

– Это самоуправство! – вторил ему профессор, зажимая ваткой кровоточащий палец.

– Вы кто такой? – развернулся к нему всем корпусом плюгавый. – Ваша фамилия… ик! ..