Колючий мед - Сара Паборн

– Красивый город, насколько я успела заметить, – говорю я, не без оттенка лести.

– Да, природа здесь по-прежнему великолепна. А так, Бостад прославился сносом всех красивых старинных зданий, в том числе в Ма? лене – в районе, где располагался пансионат моей мамы. В Мёлле сохранили намного больше. И к нам сюда толпами приезжают теннисисты с болельщиками [9 - В Бостаде расположен самый большой в северных странах открытый теннисный стадион B? stad Tennis Stadium, где, в частности, ежегодно проходит теннисный турнир Swedish Open. ]. Но они ведь еще не успели заполонить город?

– Я ни одного не видела, – признаюсь я.

– Сезон еще не начался. А как начнется, цены на все взлетят.

Вероника нервно теребит цепочку на шее.

Взяв овсяное печенье, раскусываю хрустящее кружево. Знакомый сладкий вкус, как в детстве.

– Я говорила, что у нас есть собственная гончарная мастерская в цокольном этаже? Обычно ею пользуемся только я и еще две-три дамы. У нас своя печь для обжига и гончарный круг. В прошлом году к нам приезжала женщина, работающая в технике «раку». Привозила с собой уличную печь для обжига и все необходимое.

– Вы всегда занимались гончарным делом? – спрашиваю я.

– Никогда. Может быть, и хотела, но раньше не получалось. Так ведь часто выходит, правда? Прежде чем начать, нужно стать хромой калекой, – говорит Вероника, качая головой.

– Лучше поздно, чем никогда, – замечаю я и тут же раскаиваюсь. Такое ощущение, будто весь последний год я поддерживала себя подобными бессмысленными клише, чтобы не падать духом. Или точнее: всю свою профессиональную жизнь. Делаю глоток кофе. Он совсем не крепкий. Больше похож на подкрашенную воду.

– Гончарное дело полезно для развития моторики. Все тело укрепляется. Когда работаешь на гончарном круге, брюшной пресс приходится как следует напрягать, можете мне поверить.

Стряхнув крошку печенья, Вероника задерживает руку на столе. В какой-то момент я не могу отличить рисунок на столешнице натурального дерева от рисунка вен на тыльной стороне ее ладони. Твердые, отполированные временем поверхности, стойкие к износу.

– Так о чем будет ваша статья? – Она смотрит на меня, наморщив лоб.

– О длительных отношениях. О том, как провести всю жизнь вместе и не испортить их. Или, вернее, не просто не испортить, а ценить, сохранять гармонию и получать удовольствие от общения. Что-то в этом духе, – объяснила я.

– Ах вот оно что. – Вероника умолкает.

На стене тикают часы с маятником – тихие звуки, которые одновременно выражают терпение и упорство. Мне самой никогда не нравились тикающие часы. Ненужное напоминание о бренности вещей. Я пощелкиваю шариковой ручкой.

– Каким был ваш муж? – спрашиваю я.

– Уно? Он был хорошим человеком.

Жду продолжения, но напрасно. Из приоткрытого окна доносится шорох гравия под ногами прохожих. Где-то лает собака.

– Как вы познакомились? – интересуюсь я, потягивая кофе больше для вида.

– На танцплощадке Нюлидс. Она не сохранилась, но во времена нашей молодости была очень популярна. Объявили белый танец – так говорили, когда наступала очередь девочек приглашать мальчиков. Все мои подружки присмотрели себе кавалеров, а я не знала, куда податься. В конце концов спросила того, кто стоял ко мне ближе всех. Им оказался Уно. И он согласился. Хорошо помню, что у него были черно-желтые ботинки. На них я и смотрела почти весь танец.

Вероника проводит рукой по волосам.

– Понимаете, я вовсе не хотела ходить на танцы. Страдала комплексами из-за высокого роста. В основном держала сумочки других девушек. Служила полезным передвижным гардеробом.

По ее лицу скользит чуть заметная улыбка. Вижу, что правая часть рта не совсем успевает за левой; кажется, будто она принадлежит чужому, более серьезному лицу.

– Шестьдесят лет – большой срок для брака, – говорю я.

– Они быстро пролетели, – парирует Вероника, взглянув на меня. Ее глаза под морщинистыми веками прозрачны, как подернутая перламутром вода затерянных в лесах озер. – Вероятно, тогда было проще кого-нибудь найти, чем сейчас. Не так много альтернатив. Требования пониже – идеальных не искали. И, признаться, я все равно не рассчитывала, что стану счастливой. Так что это был приятный сюрприз.

– А почему вы не рассчитывали на счастье? – Заинтригованная, я подаюсь вперед, облокотившись на стол.

– Просто у меня складывалось такое ощущение, – моя собеседница слегка пожимает плечом, – что мне не предначертано быть счастливой. Не скажу с ходу, одна ли я такая. Может быть, в юности это свойственно всем. Но вам, полагаю, нужны другого типа ответы.

– Ваши ответы кажутся мне интересными, – возражаю я.

– Не уверена. – Вероника мотает головой, пытаясь разубедить меня. – Кстати, не припомню: откуда вы обо мне узнали?

– Ваше письмо в редакцию журнала, – уточняю я. – Медиуму – помните?

– Точно. Так и было. Дом престарелых выписывает столько журналов, что за всеми не уследишь. Я не знаю, что на меня нашло, когда я написала его, все это было импровизацией. Да и времени с тех пор прошло порядочно, не меньше года.

Вероника опустила глаза. По ее шее растекаются красные пятна.

– Мало ли что еще взбредет в голову поздно вечером, – добавляет она. – Я отношусь к тем, кто оживает по ночам, так было всегда, но позволять себе такой режим я стала только сейчас. Обычно я брожу тут, слушаю радио и засиживаюсь за полночь со своими занятиями. Размышляю. Решаю кроссворды.

На последнем признании я вздрагиваю и хочу спросить, не знакома ли она с «Ностальгическим кроссвордом», но вовремя удерживаю себя.

– Как приятно, что утром не надо рано вставать, наверное, это главное преимущество выхода на пенсию. Уно был жаворонком, и, живя вместе, мы всегда придерживались его суточного ритма. В этом мне приходилось уступать. В совместной жизни многое решается таким образом.

– Уступая позиции?

– Да, достигая компромисса. Отказываясь ненадолго от своей воли. В молодости это делать проще, сейчас я уже так не поступаю. – Вероника кутается в кофту, несмотря на жару в комнате.

– Но как, собственно, счастливо провести с человеком шестьдесят лет? – удивляюсь я. – Я думаю, все наши читатели задаются этим вопросом.