Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны - Джо Аберкромби

Что же? Ярви прикусил лопнувшую губу и уставился в лес, словно среди голых стволов мог показаться ответ.

На все найдется свой способ.

Он недоверчиво прищурился, затем оттолкнул Ральфа и поспешил к ближайшему дереву, здоровой рукой распарывая обмотки. Он сорвал с коры какой-то рыже-бурый клок, и истлевшие угли надежды вновь засверкали искрами.

– Шерсть, – пролепетал Анкран, поднимая еще клок. – Здесь проходили овцы.

Ральф вырвал комок у него из пальцев.

– Куда их гнали?

– На юг, – заявил Ярви.

– Откуда ты знаешь?

– Мох растет с подветренной, западной стороны деревьев.

– Овцы означают тепло, – сказал Ральф.

– Овцы означают еду, – сказал Джойд.

Ярви ничего не сказал. Овцы означают людей, а люди могут быть настроены по-разному. Но чтобы оценить выбор, нужно, чтобы было из чего выбирать.

– Я останусь с ней, – объявил Анкран. – Если получится, приведите подмогу.

– Нет, – отозвался Джойд. – Мы идем вместе. Теперь мы все – одновесельники.

– Ее кто понесет?

Джойд пожал плечами:

– Раз надо таскать мешки – не хнычь, а начинай перетаскивать. – И он просунул руки под Сумаэль и, поднимая ее, скорчил гримасу. Лишь самую малость запнулся, а потом приткнул подергивающееся лицо девушки к своему плечу и без лишних слов, с высоко поднятой головой, тронулся в путь на юг. Сейчас она – невелика тяжесть, но голодному, промерзшему и усталому – такому как Ярви – это казалось невероятным подвигом.

– Я пожил на свете. – Ральф оторопело пялился на спину Джойда. – Но такой замечательной картины отродясь не видал.

– Я тоже. – Ярви встал на ноги и споро посеменил следом. Как теперь у него хватит совести жаловаться, колебаться и медлить, когда прямо перед ним такой пример силы и стойкости?

Как на это хватит совести у любого из них?

Доброта

Они сбились в кучу в промозглом подлеске и глядели на хутор.

Одна постройка была каменной и до того древней, что просела глубоко в землю. Над занесенной сугробами крышей вился тонкий гребешок дыма. У Ярви наполнился слюной рот и поползли мурашки, когда воспоминания о тепле и ужине проступили из тумана. Другая постройка, хлев, откуда нечасто и приглушенно блеяли овцы, была, кажется, перевернутым корабельным остовом, хотя как его затащили так далеко в глубь суши, нельзя было и представить. Остальные, сараи из нетесаных бревен, почти целиком скрылись под навалами сугробов, а промежутки меж ними перекрывала изгородь с заостренными кольями.

У самого входа, возле лунки во льду сидел закутанный в мех маленький мальчик, подперев парой палок свою удочку. Время от времени он шумно сморкался.

– Мне не по себе, – шепнул Джойд. – Сколько их там? Мы ничего не знаем о них.

– Зато знаем одно: они люди, а людям верить нельзя, – добавил Ничто.

– Мы знаем, что у них есть одежда, еда и пристанище. – Ярви посмотрел на Сумаэль, сгорбившуюся под всем тряпьем, каким они могли поделиться – довольно немногим. У нее стучали зубы – так сильно ее трясло, губы иссиня-серые, как сланец, веки то поникнут, сомкнутся, то распахнутся и снова поникнут. – У них есть то, без чего нам не выжить.

– Значит, все просто. – Ничто размотал ткань с рукояти меча. – Последнее слово за сталью.

Ярви выкатил на него глаза.

– Ты убьешь этого мальчишку?

Ральф неуютно поерзал плечами. Ничто своими только пожал.

– Если встает вопрос – его смерть или наша, тогда да, я убью и его, и любого, кто там попадется. И пополню ими ряды своих сожалений. – Он приподнялся, но Ярви ухватил мечника за драную рубаху и притянул обратно. И обнаружил, что смотрит в его суровые, бесстрастные, серые глаза. В упор те ничуть не казались менее сумасшедшими. Совсем наоборот.

– То же относится и к тебе, поваренок, – прошептал Ничто.

Ярви сглотнул, но не отвел взгляд и руку не разжал. На «Южном Ветре» Сумаэль рисковала ради него жизнью. Время расплачиваться. Вдобавок он уже устал быть трусом.

– Сперва попробуем поговорить. – Он встал, пытаясь придать себе облик, менее схожий с жалким оборвышем в беспросветном отчаянии – и у него ничего не вышло.

– Как только они тебя кончат, – поинтересовался Ничто. – Слово будет за сталью?

Ярви выдавил пар вместе со вздохом.

– Пожалуй. – И поплелся вниз, навстречу строениям.

Кругом все тихо. Ни одной живой души, кроме этого мальчика. Ярви остановился, не дойдя до него дюжины шагов.

– Эй.

Парнишка подскочил, сбивая удочку. Спотыкаясь, отпрыгнул и чуть не упал, а потом побежал к дому. Ярви оставалось лишь ждать и трястись от холода. От холода и страха перед тем, что будет дальше. Народ, живущий в таком жестоком краю, избытком доброты наверняка не страдает.

Те высыпали из каменного дома, словно пчелы из разрушенного улья. Он насчитал семерых: все закутаны в теплые шубы, и каждый с копьем. У троих, взамен металлических, наконечники из камня, но и эти целят решительно и непреклонно. Без единого звука его проворно обступили полукругом, наставив копья.

Ничего не поделать. Ярви лишь поднял руки, скинув обмотки из замызганной парусины, молча взмолился Отче Миру и сдавленно каркнул:

– Помогите мне.

Фигура посередине воткнула древко копья в снег и медленно подошла к Ярви. Откинула капюшон, явив копну соломенно-серых волос и лицо в глубоких морщинах от бесконечных невзгод и ненастий. С минуту она рассматривала гостя.

А потом ступила вперед и, прежде чем Ярви в страхе успел отдернуться, раскинула руки и крепко его обняла.

– Я – Шидуала, – сказала она на языке моря. – Ты один?

– Нет, – прошептал он, борясь со слезой облегчения. – Со мной мои одновесельники…

В доме у них было тесно, низко и не продохнуть от пота и запаха дыма. И это был настоящий дворец. Из почерневшего деревянного котелка, отшлифованного за годы использования, накладывали жирную тушеную баранину с корешками. Ярви хватал кусочки пальцами – еды чудесней он не пробовал никогда. Вдоль кривых стен шли лавки, по одну сторону от шкворчащего очага сидели Ярви и его друзья, а по другую – хозяева: Шидуала, четверо мужчин – он посчитал их ее сыновьями, и мальчишка с проруби, который пялился во все глаза на Сумаэль и Джойда, словно те – эльфы и вышли прямо из древних сказаний.