Непись. Книга 1 - Евгений Старухин

Глава 2

Знахарка

Избушка знахарки выглядела не в пример лучше моей. Резные наличники на окнах и ставни. Конёк и косяки тоже разукрашены резьбой и покрыты золотистым лаком. Да и внутренности домика явно чище и ухоженней – чувствовалась любящая и заботливая рука хозяйки.

Я постучал в дверь и, не дождавшись никакого ответа, потянул дверь за ручку на себя. Из избушки на меня пахнуло смешанным запахом разных трав, даже на мгновенье голова закружилась.

– А, дед Макар… А я-то думаю, кто это там такой вежливый выискался: в двери днём стучится, словно тут непотребство какое твориться может. Ты проходи, чего на пороге встал-то.

Я прошёл, рассматривая совсем молоденькую девчушку. На вид ей было лет семнадцать не больше. Тёмные, как ночь, волосы тугой косой спускались с правого плеча чуть ниже пояса. Яркие зелёные глаза придирчиво осматривали меня, словно раскладывая по полочкам, я же в ответ оценивал её. Разве же это знахарка? В моём понимании это должна была быть старенькая скрюченная ведьма, на манер Бабы Яги. Стоп! А кто это – Баба Яга? Что-то совсем с моей головой плохо.

– Что, плохо тебе, дед Макар? – и, не дожидаясь ответа, сама же на свой вопрос ответила: – Знамо дело – плохо. Ещё бы, денатурат-то хлебать не каждый молодой сможет, а тут старик. Хвала богам, что не все мозги пропил, а то было бы неудивительно, если бы и себя на утро вспомнить не смог.

Я невольно вздрогнул. Она словно мысли читает. А может, и правда, читает?

– Ох ты ж, горюшко-то какое! – всплеснула руками девица. – Что, и впрямь память отказала? Ой, беда-бедёшенька, надо делу срочно помогать. Так, дед Макар, садись сюда.

Я присел на пенёк-колоду, выполняющий роль табурета. Знахарка принялась суетиться вокруг меня: заглянула мне в рот, в ухо, в нос, оттянула веко, посмотрела туда, тюкнула небольшим поленом по коленке, затем по другой. Заставила дотронуться пальцем до носа с закрытыми глазами. Что-то мне это смутно напоминало, но уж больно смутно. Словно что-то подобное когда-то со мной было, но когда и где – совершенно не помню. С меня содрали рубаху, не обратив ни малейшего внимания на моё сопротивление. Осмотрели со всех сторон, поковырялись пальцами в моей седой шевелюре.

– Скидай портки! – внезапно приказала знахарка.

– Ты чего удумала, девка? – непроизвольно вырвалось у меня. – Как так-то? Седого старца позорить вздумала?

И откуда это во мне?

– Скидай, кому сказала, не то поленом по башке двину, и сниму с бесчувственного. Будет он мне тут ещё глаза круглые делать, словно девка на выданье, право слово, а не старик дремучий! Аль ты знахарки застеснялся? Боишься показать своё орудие мужское? Так ты не бойся, я вашего брата много перевидала. Чай всю деревню от хворей избавляю, да и не только нашу, но и пару соседних.

Пришлось подчиниться. Стыдливо прикрывшись руками, стоял голым перед совсем молоденькой девчонкой – как же неудобно-то… Позор какой! Последняя мысль была словно не моя. Нет, мне и самому некомфортно, но позора я всё-таки не чувствовал. И мысль эта казалась какой-то странной, чужеродной.

– Та-а-ак… – наконец протянула Маланья, и после небольшой паузы ещё раз повторила – Так…

– Что «так»? – с волнением поинтересовался я.

– В баню пойдём, париться. Тебе надо кровоток и память восстанавливать. Это дело непростое, и с грязным телом к этому лучше не приступать. Банный же пар – первое дело в плане очистки организма от всякой ерунды.

– Э-э-э, – только и смог выдавить из себя я. Как же так? В баню? Там же вроде как голыми парятся? Я совсем растерялся. Как можно: молодая девка и с мужиком вместе в бане? Ну вот, опять, словно не моя мысль совсем. Мне наоборот хотелось в баню с девчонкой, ой как хотелось. Стоп, это что, совесть что ли? А почему она такая непривычная, чужая? Это что же, до денатурата я ею совсем не пользовался, раз она такая непривычная?

– В начале я тебя веничками отхожу, а потом ты меня, – и, видя мой непонимающий взгляд, пояснила: – Грязный ты больно. Грязного лечить плохо – не поймёшь, где кровь коростой застыла, а где просто грязь пристала. Да и заразу всякую занести в раны можно, если таковые имеются. Ну и просто вонюч ты до безобразия, словно свинтус у нерадивой хозяйки!

Под конец фразы она сморщила свой нос и помахала перед ним рукой. Не дождавшись моей реакции на своё высказывание, она слегка раздражённо поинтересовалась:

– Ну и что опять не так? Чего ты встал, как пень на ровном месте?

– Так это… В бане-то голыми парятся, – озвучил я свою недавнюю мысль, совсем растерявшись.

– Экое открытие ты сделал, дед Макар… Конечно голыми, а как же ещё? А по поводу блуда – не обольщайся, старый греховодник. Когда я говорила про баню, то имела в виду только баню, и ничего другого тебе вообще не светит. Да и можешь ли ты чего ещё? – последними своими словами она заронила во мне серьёзные сомнения и, чего уж греха таить, страх. – И потом, когда тебе снова удастся увидеть тело молодухи-то, а дед Макар? – озорно подмигнула девушка. – Небось, забыл уже, как выглядит стройное девичье тело? У тебя от меня секретов уже почитай и не осталось, ну так и ты дед, коли не заробеешь – душу отведёшь, на меня полюбуешься… Аль не красива я? Не радую твой мужской взгляд?

– Радуешь, радуешь, только стар я для таких радостей, – попытался отбрехаться я, почему-то не чувствуя себя уже таким старым, как это было ещё с утра. К тому же мне показалось, что лицо моё заливает краской.

– Ой, лукавишь, дед! – усмехнулась девушка, подмигивая. – Я ж тебя насквозь вижу! Только ты учти, охальник старый: приставать ко мне не смей. Смотреть – смотри, а руки распускать нельзя. А то я ведь и не посмотрю на твой почтенный возраст, отхожу хворостиной, да так, что сидеть не сможешь! – девушка погрозила мне пальцем и подтолкнула меня в сторону двери.

– Ну, давай, давай, выходи во двор, там банька уже натопленная давно дожидается. Сама сегодня мыться собиралась, да вот ты нарисовался – такой болезный и вонючий, так что будешь гостем моим да помощником.