Демон против правил - Александр Верт

Витория ошарашенно моргнула, поражаясь такой логике, а как на нее реагировать, не знала. В ее мире у рабов нет логики, только приказы. К таким крушениям реальности после похорон отца она была совершенно не готова.

– Если хватает воли для того, чтобы болтать, хватит и на то, чтобы это контролировать, – строго ответила она, просто чтобы пресечь дальнейшие разговоры и получить возможность все обдумать без раба рядом.

Только он то ли не понял намека, то ли намеков не понимал вовсе. Поднял на нее умоляющие глаза, скривился и прошептал:

– Шутите? После ста лет молчания и контролировать, я же…

Он осекся, опустил голову и произнес.

– Я уже говорю то, что вам не нравится.

Витория нахмурилась. Сам факт этого разговора ее злил. Своих эмоций она решила не скрывать и четко заявила:

– Мои приказы не должны обсуждаться!

Раб посмотрел на нее испуганно, тут же закрыл рот и снова коснулся лбом сложенных на полу ладошек.

– Да, госпожа, – ответил он тихо уже в таком положении.

Витория же строго продолжала:

– А теперь встал и ушел к себе, я и так потратила на тебя много времени.

Экатор робко посмотрел на нее, хотел, видимо, что-то сказать, но только поджал губы, встал осторожно, но не выражая никакого недовольства, и шагнул к двери, только тут Витория внезапно вспомнила, почему вспылила, и остановила его:

– Постой, а что это за придурковатое кивание было, когда я сказала о твоем мире?

Экатор обернулся и на лице у него появилась самая настоящая обида, словно все что было до являлось нормальным, а теперь она его оскорбила своим вопросом.

– Почему придурковатое? – очень тихо спросил раб, глядя на нее огромными обиженными глазами ребенка, у которого отобрали конфеты.

– Рабы ничего не помнят о своей родине, – безапелляционно заявила Витория.

Красные глаза Экатора округлились.

– Вы не читали мои документы? – спросил он с ужасом.

Витория только глаза прикрыла, понимая, что теперь всю степень ее невежества понял даже раб, но к столу шагнула, чтобы посмотреть на бумаги.

«Призван в возрасте пятнадцати лет», – гласила соответствующая графа и заставляла Виторию только рот открыть от изумления. Она-то точно знала, что отец и в три года считал демона слишком взрослым, а тут пятнадцать, но и ошибок в своих бумагах покойный Лио-Йен не допускал.

Не успела Витория осознать увиденное, а раб снова подал голос, только теперь уже очень учтиво, без обиды и недоумения.

– Это самые не важные из записей, – сообщил он. – Есть важнее и подробнее. Ваш отец писал о создании раба, вроде меня.

Виторию от такой формулировки передернуло, хотя она прекрасно понимала. Ее отец создавал рабов, иного определения быть не могло. Призывал, подчинял, воспитывал и продавал их, как безупречных слуг для умных магов, при этом никогда всерьез не заботился, кто именно покупатель и для чего ему раб, а потом после зверств очередного идиота приходится вызывать отряд демоноборцев, чтобы избавились от обезумевшего опасного раба. Только теперь она подумала, что, если этот раб останется при ней, ему тоже придется насмотреться, хотя, быть может, и здесь он видел предостаточно.

Тем временем Экатор подошел к картине, за которой прятался сейф, коснулся ее, чтобы снять, но вдруг замер. Ошейник на нем вспыхнул и, окатив его коротким, но болезненным разрядом, снова исчез. Витория только поморщилась, видя, как раб осторожно убирает руки от картины.

– Простите, госпожа, – дрогнувшим голосом прошептал он, зажмурившись. – Прежде мне было разрешено свободно перемещаться по кабинету и брать любые бумаги, которые нужны для дела. Это не считалось самоволием, поэтому я… Простите.

Витория только хмыкнула, радуясь, что на этот раз он сам виноват, а она совсем тут ни при чем.

– Ты можешь открыть отцовский сейф, несмотря на магическую печать на нем? – спросила она.

– Да, госпожа.

– И ты можешь дать мне его записи, о которых говорил? – с любопытством спросила она, помня, что забрала из сейфа все бумаги и теперь они лежат на столе, но раб то ли этого не заметил, то ли думал о чем-то еще.

– Да, госпожа, – отвечал он без сомнений.

– Ну давай, доставай, – почти смеясь, приказала Витория, скрестив руки у груди.

Она уже и сама не понимала почему веселится, потому была готова списать это на переизбыток нервного напряжения.

Экатор кивнул, спокойно снял картину, закрыл глаза, сделал вдох и провел рукой над стеной. Морок, закрывающий дверцу сейфа, тут же исчез, а защитная печать красным цветом проступила в воздухе.

«Низшие так точно не умеют», – присвистнув, подумала Витория, но Экатор не обратил на нее никакого внимания.

Он неспешно открыл глаза. Взгляд его сильно изменился. Зрачки сузились до едва различимых черных полос. Алая радужка засверкала. Он коснулся рун печати и стал передвигать их в соответствии с защитным шифром замка, затем уверенным движением руки активировал печать. Дверь сейфа распахнулась.

Верхняя полка, хранившая артефакты, была закрыта еще одной дверцей с защитными рунами. Нижняя полка была пуста. Здесь и лежали бумаги.

Витория заранее усмехнулась, ожидая дальнейших действий. Была готова даже рассмеяться, по-доброму сказать рабу, что он «дурачок», и выставить уже вон, но тут же осеклась. Нажав что-то в глубинах сейфа, Экатор вынул нижнюю полку, под которой оказалась еще одна, с записными книжками.

– Неси все сюда, – тут же велела ему Витория, не выдавая голосом своего изумления.

Она бы такой тайник явно не нашла.

Экатор достал три записные книжки, старую тетрадь и как-то замялся, подумал немного и все же заговорил:

– Здесь еще книга с защитой, к которой мне запрещено прикасаться.

– И что будет, если прикоснешься? – чисто из любопытства спросила Витория.

– Не знаю, – испуганно ответил Экатор, посмотрел на нее жалобно и спросил: – Хотите, чтобы я проверил?

– Нет, – скорее испуганно, чем уверенно ответила Витория, боясь понять, откуда у него могла возникнуть такая мысль.

Она сама подошла к сейфу и взглянула на то, что осталось на полке. Книга призыва, перевязанная цепью, лежала на скрытой полке. Разумеется, рабу ее не стоило трогать. Демон, коснувшийся книги призыва, чаще всего совершенно случайно открывает портал в ту точку, откуда его призвали, а что с ним сделала бы защита, сейчас было совершенно не важно.