Невидимка и (сто) одна неприятность - Яна Ясная

– Сейчас попробуем кое-что, держись, – Лагранж переложил мои пальцы себе на локоть и принялся колдовать.

Нам в лицо нежно дохнуло теплым воздухом, а потом меня как будто сдавило со всех сторон мягкой подушкой. Ощущение не то, чтобы приятное, потому что на лицо ее тоже наложили. Я хватанула воздух ртом, и, к счастью, урвала для легких кусочек кислорода.

– Потерпишь? – Даниэль заглянул мне в глаза. – Это для уверенности.

Я сначала не поняла о чем он, но, сосредоточившись на ощущениях, сообразила, что эта подушка будто поддерживает меня, не давая шататься, замедляя движения, но делая их от этого более точными. Будто воздух вокруг меня уплотнился и преодолевать его надо с усилием. А усилие это мешает дрожать.

И я кивнула.

Пара десятков мелких шагов по крыше вдоль многоэтажной пропасти показались мне вечностью.

Я вся вспотела, как после часового забега, перед глазами слегка плыло, то ли от паники, то ли все таки от нехватки кислорода. Хотя я больше все же ставила на панику. “Не смотри вниз” – это то самое указание, которое ни-ког-да не стоит давать боящимся высоты!

Когда Даниэль остановился, мое сердце чуть не остановилось вместе с ним, решив, что мы падаем. И на всякий случай, плюхнулось в желудок, скрутив его судорогой.

Но оказалось, что мы просто дошли до люка.

Деревянную дверцу Лагранж бесхитростно вынес магией. Дерево брызнуло вниз щепой и обломками, открывая нам зияющий чернотой лаз на чердак.

– Садись, – скомандовал Лагранж, и я с огромным удовольствием подчинилась, почти не чувствуя ног от волнения. Стоило мне сесть, как заклинание-подушка развеялось, свежий вечерний воздух хлынул в легкие, а тело, лишившись поддержки, сделалось слабым и снова трясущимся как желе.

Парень тоже опустился на четвереньки, сунул голову в люк, пустив вперед себя светлячка, что-то хмыкнул под нос и, сообщив: “Я первый! ” – ловко соскочил в темноту, оставляя меня на крыше одну одинешеньку.

– Падай, бука, – донеслось из этой темноты. – Я поймаю.

Уловив мои колебания, он жизнерадостно добавил:

– Думай о том, что упасть на чердак – это куда менее страшно чем упасть на каменный замковый двор!

Да этот парень мотиватор года!

Уцепившись за деревянную раму, я спустила вниз одну ногу, потом другую, и только тогда, ощутив себя увереннее, посмотрела вниз.

Лагранж, который выпрямившись едва ли не задевал потолок, ухмыльнулся, обхватил меня за талию, и легко снял с крыши на пол.

– Поймал! – объявил он, страшно довольный собой.

По хорошему, надо было его стукнуть и побольнее.

Но вместо этого я закрыла лицо руками и ткнулась лбом в лагранжевское плечо.

Вообще любое другое плечо подошло бы куда больше! Но к сожалению, других плеч в поле зрения не наблюдалось, а мне надо было прийти в себя и не сорваться в истерику. И хорошо, если только в истерику.

Даниэль замер на несколько мгновений. А потом осторожно выпустил мою талию, чтобы переместить руки мне на плечи. Он чуть сжал их, и я ощутила горячий выдох на своей шее. А еще через несколько мгновений одна рука поднялась еще выше, и коснулась волос…

Я судорожно, с сухим всхлипом выдохнула и резко отступила на шаг, выворачиваясь из его рук. Дура, Лали! Теперь он решит, что ты на него вешаешься!

– Все хорошо, – пробормотала я, зачем-то вытирая сухие щеки и часто моргая. Слезы так и не пролились, и слава богу! – Со мной все нормально. Идем отсюда.

– Нет, – Лагранж мотнул головой. – Подожди.

А потом он ухватился руками за раму люка, ведущего на крышу, подтянулся и забрался туда, откуда мы только что благополучно свалили и куда я не планировала возвращаться больше никогда в жизни!

– Ты сдурел? ! – пискнула я.

Светлая лохматая голова, очерченная слабым нимбом лунного света, просунулась в квадрат.

– Я быстро. Наверное… надо кое-что проверить.

И он исчез.

Проклиная все на свете, начиная от Лагранжа и заканчивая общей тотальной несправедливостью, я беспомощно огляделась. Взгляд нащупал выстроившиеся у стены ящики. Подтащив один из них под люк, я взгромоздилась на него и кое-как сумела высунуть наружу голову.

Рот приоткрылся сам собой. Лагранж стоял посреди крыши раскинув руки, а вокруг него в воздухе парила огромная объемная октаграмма слабого нежно голубого цвета. В ней звездами мерцали незнакомые мне символы, а Лагранж что-то бормоча себе под нос доставал из воздуха все новые и новые и они расплывались по октаграмме занимая в ней свои места.

И когда последний символ заполнил пустоту, воздух зазвенел от скопленной силы. Октаграмма разгорелась чуть ярче, и еще ярче, раздулась… и беззвучно лопнула, взорвавшись мириадами голубых блесток. Они падали с неба, как снег, оседая на волосах, на ресницах, на носу.

На крыше.

И на воздухе, постепенно вырисовывая размытый, но однозначно трактуемый силуэт – девушка из видения. Блестки висели в воздухе доли секунды, а потом резко осыпались и исчезли.

Я только и смогла, что затолкать поглубже полное неконтролируемого восхищения “вау! ”.

Я не знаю, что это было, но что-то однозначно из разряда высшей магии.

И мы возвращаемся к моему вопросу – какого беса Даниэль Лагранж забыл в Горках?

Ну еще к одному – что за фигня? !

Последний я не постеснялась озвучить после того, как Лагранж спрыгнул обратно на чердачный пол и протянул мне мои собственные туфли, которые прихватил по дороге обратно. По крыше он разгуливал с такой невозмутимой легкостью, будто это была мостовая.

Выглядел он озадаченным и на вопрос отвечать не торопился. Причем очевидно, не потому, что хотел потянуть время и потерзать мое любопытство.

Он взъерошил волосы, бросив еще один взгляд на крышу, и наконец произнес:

– Похоже на призрака.

– Привидение? .. – изумилась я.

– Похоже. Но…

Он осекся.

– Давай уберемся отсюда на всякий случай, и тогда поговорим. Не похоже, конечно, что нашего призрака, или кто там за него, смущает, где мы находимся, но тут мне что-то совсем не нравится.