Девушка из песни - Эмма Скотт

Я задумчиво провела языком по брекетам. Стоит ли позвать папу? Или полицию? Но это навлечет на мальчика неприятности, а судя по его виду, день у него и так выдался паршивый.

Я подняла окно, и в комнату ворвался теплый июньский воздух. На скрип деревянной рамы мальчик вскинул голову. Луна осветила его лицо, и я сделала глубокий вдох.

Он прекрасен.

Такая внезапная и глупая мысль. Мальчики не бывают прекрасными. Насколько мне известно, нет. Даже Ривер, который был необычайно хорош собой. Но не успела я обдумать этот вопрос, как мальчик вскочил на ноги, готовый сбежать.

– Подожди, не уходи! – шепотом воскликнула я, шокировав мальчика и себя заодно. Не знаю, что побудило меня остановить его. Просто сорвалось с языка, и я ничего не могла с этим поделать. Отпустить его казалось ошибкой.

Мальчик остановился на краю опушки, где тропинка терялась в лесу. Я подняла раму повыше, чтобы можно было опереться руками о подоконник.

– Что ты здесь делаешь? – громко прошептала я.

– Ничего.

– Ты пришел из леса?

– Ага. А что?

– Ну, для начала, ты нарушил границы. Это частная собственность. Ты не должен здесь находиться.

По телевизору всегда так говорят, и там это звучит разумно.

Мальчик нахмурился.

– Ты только что сказала мне не уходить.

– Потому что мне было интересно, какого черта ты тут делаешь. Уже поздно.

– Я просто… гулял.

– А где ты живешь?

– Нигде. Не знаю. Нас кто-нибудь услышит.

– Не-а. Соседи довольно далеко. – Я снова облизнула брекеты. – Но шептаться отстойно. Я сейчас спущусь.

– Зачем?

– Чтоб удобнее было разговаривать, – ответила я и подумала, не мои ли тринадцать лет волшебным образом уменьшили застенчивость.

Или, возможно, все дело в мальчике.

– Ты меня не знаешь, – возразил он. – Я могу быть опасен.

– А ты опасен?

Он на секунду задумался.

– Может быть.

Я поджала губы.

– Ты причинишь мне вред, если я спущусь?

– Нет, – раздраженно огрызнулся он. – Но ты не должна рисковать.

– Оставайся на месте.

Я была в пижамных штанах и бесформенной толстовке с логотипом Калифорнийского университета. Схватила конверсы из шкафа в моей суперопрятной комнате и надела поверх носков.

Я снова высунула голову в окно. Мальчик все еще был там.

– Сейчас спущусь.

Так сказала, словно регулярно лазила по шпалерам. Я не из тех детей, которые по ночам сбегают из дома, но этим вечером я не переставала себе удивляться. Заправив за уши черного цвета волосы, я забралась на стол, а затем выставила одну ногу на карниз.

– Не надо, – раздалось снизу. – Ты сейчас упадешь.

– Не упаду, – упрямо возразила я, осторожно схватившись руками за подоконник и поставив правую ногу на перекладину решетки.

– Откуда ты знаешь, что она выдержит? – спросил мальчик.

Я понятия не имела, выдержит ли она, но уже миновала безопасный подоконник и спускалась по тонким деревянным скрещивающимся перекладинам. Отмахнулась от веток и медленно продвигалась вниз, осторожно нащупывая каждую точку опоры. Затем спрыгнула на землю и отряхнула руки.

– Видишь? Крепче, чем кажется, – заявила я.

Мальчик нахмурился.

– Ты могла пострадать.

– А почему тебя это волнует?

– Я… я не знаю. Просто сказал.

Он откинул с глаз прядь волос и засунул руки в карманы куртки. У него были красивые глаза – голубые, как топаз. Вблизи я разглядела дырки на его джинсах, и они явно были не данью моде. Куртка на локтях потерлась, ботинки сносились, а рваные шнурки были завязаны узлами. С его плеч свисал потрепанный старый синий рюкзак.

Но мальчик выглядел даже симпатичнее, чем показалось издалека, хотя и совершенно отличался от Ривера. Черты лица казались мягче. Но все равно мужественные. Фантазия подсказывала, что он вырастет очень красивым. У него были в меру густые брови, и, казалось, от беспокойства он постоянно их хмурил. А еще у него был правильный нос и практически идеальный рот. На самом деле я понятия не имела, как должен выглядеть идеальный мужской рот, но точно знала, что у мальчика он именно такой.

Несколько мгновений мы молча разглядывали друг друга. Мальчик окинул меня взглядом, и я подумала, что он тоже оценивает меня. Обычно я стеснялась своих очков, брекетов и сисек, к быстрому росту которых я никак не могла привыкнуть. Во мне не было ничего, что можно назвать «идеальным», но почему-то казалось нормальным вот так стоять перед ним в темноте.

– Итак… я Вайолет.

– Миллер.

– Миллер – это имя?

– Да. А что?

– Похоже на фамилию.

– А Вайолет на цвет.

– Но все-таки имя.

Теперь, когда мы не шептались, я заметила, что голос Миллера уже поломался. Глубокий, но без противных срывов на писк, как у бедного Бенджи Пелчера. Временами он говорил так, словно надышался из гелиевых шариков. У Миллера приятный тембр. Низкий и немного хрипловатый.

– Ну? – спросил Миллер. – Чего ты хочешь?

Я склонила голову набок.

– Ты жуткий ворчун.

– Может быть, у меня есть на то причины.

– Какие? ..

– Не твое дело. – Он оглянулся на темнеющий за спиной лес. – Мне пора возвращаться, – произнес он с некоторой грустью. Как будто смирился. Как будто предпочел бы сделать что-то другое.

«Так не отпускай его».

Я смягчила тон.

– Можешь хотя бы сказать, что ты тут делаешь?

– Я уже говорил. Гуляю.

– Ночью по темному лесу? Ты живешь поблизости? Я никогда тебя раньше не видела.

– Мы только что переехали. Я и мама.

– Круто. Значит, мы соседи.

Миллер дернул подбородком в сторону моего дома.

– Мой дом совсем не похож на твой.

В его голосе сквозила такая горечь, что я практически ощущала ее вкус.

– А твоя мама не будет волноваться, что ты здесь?