Девушка в переводе - Джин Квок

Первые же слова мистера Богарта, едва я появилась на пороге, прозвучали непонятно.

– Где твоя спавка?

К счастью, слово «справка» я знала и заранее подумала, что должна представить документ, объясняющий мое отсутствие. Я протянула учителю записку, которую старательно подделала, почерпнув сведения из старого учебника английского.

Уважаемые сэры,

Кимберли болела. Простите за беспокойство.

Ваша покорная слуга

Миссис Чанг

Мистер Богарт коротко глянул на листок и сунул его в журнал без дальнейших комментариев. Я скользнула на то же место, где сидела в первый день.

Потом была контрольная. Я пропустила предыдущие уроки, поэтому понятия не имела, что нужно делать. Нам раздали листочки с числами и текстом над ними. Три баскетбольные команды… каждая сыграла по пять игр… Мне потребовалось несколько минут, чтобы понять суть вопроса, но зато оказалось, что это просто задача на вычисление среднего арифметического. А вот обычный пример с десятичными дробями. Словно неожиданная встреча со старыми друзьями. Оказывается, они здесь изучали то, что мы в Гонконге проходили больше года назад.

Тем не менее косые взгляды мистера Богарта по-прежнему внушали страх. Я не совсем правильно перевела текст и слишком поздно поняла, что допустила ошибку, а стереть написанное было нечем. Интересно, он разозлится, если я просто зачеркну? Скорее всего. Да и места для правильного ответа не останется. Я не смела обратиться за помощью к кому-нибудь из ребят, боялась, что меня опять заподозрят в списывании.

Выход один – обратиться к самому мистеру Богарту. Я встала и решительно направилась к учительскому столу. Подобная ситуация, по крайней мере, описана в учебнике английского, и я знала, что нужно сказать.

– Прошу прощения, сэр, – я старалась выговаривать слова как можно тщательнее, – не могли бы вы дать мне попользоваться резинку?

Он молча уставился на меня, а по классу пронесся шепоток.

Один из мальчишек громко произнес:

– А что, у твоего парня никогда с собой нету?

Класс грохнул. Но почему? Как сейчас пригодились бы длинные волосы, чтобы прикрыть ими лицо.

Мистер Богарт побагровел. Пристально глядя на меня, он словно прикидывал, не нарочно ли я отвлекаю класс от работы.

– Довольно! Замолчите! Кимберли, иди на свое место.

Пристыженная, но так и осознавшая ошибки, я поспешила к своей парте. Сегодня же уйду из школы и никогда больше сюда не вернусь.

Но тут ко мне склонилась кудрявая девочка.

– Это называется ластик, – прошептала она. И, поправив выбившуюся прядь, подтолкнула мне розовый ластик.

День в итоге оказался неплохим. Я знала, что на все вопросы в контрольной ответила верно, даже если решила уравнение другим способом. Позже выяснилось, что в Америке действительно принято записывать систему уравнений немного иначе. Мистер Богарт снял за это несколько баллов, так что «сто» я за работу не получила, но узнала достаточно, чтобы в следующий раз дело ограничилось несколькими небольшими исправлениями. В этой битве я имела реальные шансы на победу.

Что гораздо важнее, я познакомилась с Аннет, той самой кудрявой девочкой. После инцидента с резинкой она легонько толкнула меня локтем. Я взглянула на нее, потом перевела взгляд на ее тетрадку, где она написала «Мистер Буги» под фигуркой человечка с широко разинутым ртом, извергающим ругательства. Я не знала тогда, что «буги» означает «страшила», но идею поняла и пришла в восторг. Аннет обычно не поднимала руку – наверное, потому, что недолюбливала мистера Богарта, – но верный ответ зачастую знала. Она записывала правильный ответ в тетради и демонстрировала мне. Читала я гораздо лучше, чем говорила, так что вариант общения был выбран идеально.

Именно Аннет помогла мне смириться со школой.

Чтобы выжить в декабрьские холода, мы с Ма включали духовку и круглые сутки держали ее открытой. За пределами крошечного теплого круга разница между стылой кухней и комнатой была практически незаметна. В кухне имелась духовка, зато окна затянуты мусорными пакетами, а в комнате просто не было отопления.

В Гонконге я носила бело-голубую школьную форму, а после занятий обувала сандалии и подставляла кожу солнцу. Я привыкла видеть пальцы на ногах, голые коленки и плечи; теперь, когда они были постоянно скрыты одеждой, я скучала по самой себе. Замотанная в одежду, как мумия, слой за слоем, я, бывало, по нескольку дней не видела собственного тела. А в те краткие моменты, когда отдельные участки тела обнажались, воздух касался кожи ледяной лапой. Утреннее одевание становилось суровым испытанием, когда приходилось избавляться от тряпок, нагревшихся за ночь, заменяя их кусачей стылой одеждой.

В отличие от других девочек, под вельветовыми брюками я носила не трусики, а теплую пижаму. А под единственный хлопковый джемпер, привезенный из Гонконга, надевала несколько маек. Когда-то джемпер выглядел вполне прилично – красный кардиган с двумя пандами на кармашках, – но со временем сел, а панды слегка порозовели от постоянных стирок. Натягивать джемпер поверх многочисленных одежек с каждым разом становилось все труднее, но выбора у меня не было. Завершала облачение куртка. Но даже во всей этой одежде, похожая на комок риса в бамбуковых листьях, я все равно мерзла. Единственным положительным моментом в холоде было то, что количество тараканов и мышей сократилось.

Мы старались почти все время проводить рядом с плитой: делать мои домашние задания, складывать одежду, одеваться, работать с кипами тряпок, которые приносили домой с фабрики. Для нас с Ма фабричные нормы оказались просто непосильными, часто она вечером отправляла меня домой, а сама оставалась работать дальше. Если возможно было, она приносила работу домой, в пластиковых пакетах. Независимо от того, насколько поздно я засиживалась за домашними заданиями, не помню, чтобы Ма ложилась раньше меня. Ее хрупкая фигурка склонялась над кипами одежды, она клевала носом, но, встрепенувшись, вновь бралась за работу. Если предстояла отправка товара, мы должны были оставаться на фабрике, пока не закончим, порой на всю ночь.

Стены и пол не нагревались от духовки. Единственными источниками тепла в мертвом здании были наши тела, не считая, конечно, мышиных. Но и перед самой духовкой кончики пальцев мерзли и немели. Это создавало проблемы, поскольку частенько приходилось доделывать дома всякие мелочи – продергивать пояса в петли, застегивать крошечные пуговицы. Каждую свободную минуту Ма пыталась играть мне на скрипке, хотя порой такие минуты выпадали лишь по воскресеньям, а вскоре из-за холода это стало совершенно невозможно. Музыки придется ждать до весны.