Превозмогая боль - Шамсият Абасова

Марьям огляделась по сторонам. Рядом спала ее милая подруга Анна. Сквозь дощечки стен барака, еще не пробивался рассвет, а значит есть время еще поспать. Вытерев слезу которой на щеке и так уже не была Марьям легла на лежанку, обняла Анну и вздохнула сальный и потный запах ее волос, который за время их дружбы стал для Марьям таким нежным и сладким. Он ее успокаивал. Если она ощущает этот запах, значит она и Анна все еще живы, и все еще может быть хорошо.

Как всегда Марьям разбудил крики мужчин и лай собак. Огромные немецкие овчарки которые почти всегда сопровождали члены СС наводили дикий ужас на всех обитателей огромного лагеря. Марьям первое время не боялась их. Она всегда любила собак. Но после того случая как на ее глазах этот зверь растерзал одного мальчика у Марьям появился дикий ужас и страх просто от одного их лая. А лаяли они постоянно, особенно яростно когда прибывали новые эшелоны.

Худые и почти безжизненные женщины как все рубашках в полоску стояли в ряд. Будили их спозаранку. Самым сложным для многих заключенных было именно построение. Некоторые падали так как уже не было сил стоять, таких если они не находили в себе сил вставать в течении минуты просто расстреливали, прямо там, на полу, где они лежат. Вот так просто ни за что. Есть человек и нету его. Убивали за все, за любую провинность. Человеческая жизнь здесь ничего не стоила. Их, всех заключенных просто систематически уничтожали. В день могли просто так убить до 1000человек, но людей здесь от этого меньше не становилось. Они эшелонами прибывали каждый день. Марьям редко удавалось увидеть прибытие эшелона. Зато она видела то, что от них осталась. Одежду охапками приносили ей: где то надо было пришить пуговицу, где то ушить, заштопать, что то переделать. Женская и мужская одежда, все что требовало какого то ремонта приносили в барак в котором работали швеи. И часто среди всего этого попадалась одежда мальчиков лет 5-6. Марьям в ужасе ожидала увидеть те синюю рубашку и черные штаны в которых был Джамал когда ее у нее отняли. Но каждый раз эта беда миновала ее. Что то похожее часто попадалось, а вот именно той рубашки с оторванной пуговицей и штанов с заплаткой на правом колене не было.

– Мария, вставай, вставай! , – Марьям не сразу поняла что с ней происходит, и кто так настойчиво требует от нее вставать, – Мария, ну пожалуйста, сейчас он зайдет сюда, Мария – Марьям узнала голос Анны который становился все отчаяннее.

Обмороки были среди узников Освенцима частыми явлениями. И если охранники заставали их в таком состоянии их просто могли расстрелять. Сколько таких расстрелов уже было перед глазами Марьям.

– Мария, ну пожалуйста, почти переходя в истерику трясла ее Анна.

Марьям привыкла к тому, что здесь ее называли Мария. А впрочем свое настоящее имя Марьям она давно уже потеряла, по документам которых вели нацисты она имела только номер, номер 32416, именно на этот номер она должна была откликаться, и этот номер был татуирован у нее на плече. Каждый день им здесь утверждали что они не люди, они хуже животных, потому не имеют права на жизнь, и отныне у них нет будущего, нет имени и их ждет только смерть, а жить они имеют права только до тех пор пока приносят пользу великому рейху.

– Мадам позволяет себе поспать прямо на рабочем месте, услышала Марьям голос над своим ухом.

Еле подняв голову она увидела над собой размытый образ Густава. Это был один из надзирателей который присматривал за их рабочим бараком.

Говорить о том, что у тебя обморок было нельзя, в таком случае расстреливали как непригодную для дальнейшей работы. Марьям лишь покачала головой. Во всем бараке нарастало напряжение, все ожидали что вот вот прогремит выстрел. Густав вытащил пистолет и приставил его к виску женщины. Марьям закрыла глаза.

– Ладно, живи, – сказал Густав на русском, – я сегодня добродушный. У меня родилась дочь. Это важное событие для великого рейха и в этот день я не хочу брать на свою душу грех.

В этот момент в правом углу барака что то лязгнуло, и все увидели что у Эмилии случился обморок.

– Это уж слишком, – сказал Густав и быстрыми шагами направился в сторону женщины. Раздался выстрел.

– Пожалуй уничтожение таких тварей как вы не будет засчитываться мне как грех, – сказал он возвращая маузер в кабуру и поправляя штаны. Еще раз строго посмотрел на Марьям и вышел.

Из глаз Марьям хлынули слезы. Поток слез никак не мог останавиться. Анна пыталась ее успокоить, но все тщедушно. У женщины случилась истерика. В последнее время она все время находилась в шаге от смерти. Смерть обитала рядом, казалось дышала вместе с ними, шагала рядом и постоянно, неустанно забирала чьи то души. Но никогда раньше смерть не стояла так близко к Марьям как несколько минут назад.

***

Дружба с Анной у Марьям сложилась как то сама по себе. Молодую девушку вместе с другими загнали в их барак. Для Анны не нашлось свободной лежанки, такое часто случалось, она села прямо на пол и свернулась клубочком. Марьям стало как то удивительно жаль эту совсем еще молодую девчонку, та была совсем еще ребенок, она подняла ее и привела к себе. Марьям так оттощала, что места на ее лежанке хватит на двоих. Анна так же как и Марьям умела шить и ее определили в их барак. Высокая, светловолосая девушка с голубыми глазами цвета ясного неба. В ее глазах Марьям видела надежду на то, что жизнь не закончится в этом аду, что все еще изменится, а они не твари и ничтожества которые не имеют права на жизнь, как их каждый день убеждают лагерная охрана, а настоящие обычные люди, люди которых создал Господь, имеют права на жизнь и счастье. И будут жить. А волосы цвета спелой ржи успокаивали Марьям. Она закрывала глаза и вздыхала их аромат который с каждым днем становился все затхлее, но осознание то что это аромат именно волос Анны, что она рядом, живая успокаивало Марьям, давало ей душевный покой. Девушки были не разлей вода. Здесь, в этом аду на земле их объединило общее горе и они нашли близкого, родного человека.