Воронята - Мэгги Стивотер

Адам ждал на площадке второго этажа, вместе с Дикланом и его девушкой. Девушка, окутанная шуршащим белым шелком, выглядела точь-в-точь как Брианна, или Кейли, ну или как там звали последнюю пассию Линча-старшего. Они все были блондинками, с волосами до плеч, с бровями в тон черным кожаным ботинкам Диклана. Сам Диклан – в строгом костюме, согласно правилам для учеников выпускного класса, избравших политическую карьеру, – выглядел лет на тридцать.

Адам задумался, будет ли он сам выглядеть в костюме так же официально или возраст подведет его и сделает смешным.

– Спасибо, что встретил нас, – сказал Диклан.

– Не за что, – ответил Адам.

В самом деле, причина, по которой он согласился прогуляться с Дикланом и Девушкой от самого Агленби, не имела ничего общего с добротой и была связана исключительно с интуицией, которая не давала Адаму покоя. В последнее время ему казалось, что кто-то… наблюдает за их поисками силовой линии.

Он сам не знал, как облечь это ощущение в конкретные слова. Чей-то взгляд, перехваченный краем глаза, тихие шаги на лестнице, которые не принадлежали никому из ребят, слова библиотекаря, заметившего, что кто-то спросил книгу по эзотерике сразу после того, как Ганси и Адам ее вернули. Впрочем, он не хотел беспокоить Ганси, пока окончательно не убедится. У того и так хватало проблем.

Адам даже не задумывался, шпионит за ними Диклан или нет. Он и так знал, что, конечно, шпионит. Однако он не сомневался, что это связано с Ронаном, а не с силовой линией. И все-таки не помешало бы понаблюдать.

Прямо сейчас Девушка украдкой поглядывала по сторонам (что именно поэтому было трудно не заметить). Дом по адресу «Монмут, 1136» представлял собой ненасытного вида кирпичное строение, разоренное, с черными провалами окон, которое возвышалось над заросшей парковкой, занимавшей почти целый квартал. Об изначальном предназначении этого здания свидетельствовала надпись на восточной стене: «Монмутская фабрика». Однако, как Ганси и Адам ни старались, им не удалось выяснить, что именно здесь производили. Что-то, для чего были нужны восьмиметровые потолки и просторные помещения; что-то, от чего остались влажные потеки на полу и дыры в кирпичных стенах. Что-то, в чем мир больше не нуждался.

Шагая по лестнице на второй этаж, Диклан шепотом излагал всё это Девушке, а она нервно хихикала, как будто с ней делились секретом. Адам заметил, как губы Диклана во время разговора легонько коснулись уха Девушки; он отвернулся в ту самую секунду, когда Диклан взглянул на него.

Адам очень хорошо умел наблюдать, оставаясь незамеченным. Только Ганси мог его застукать.

Девушка указала на треснутое окно, выходившее на парковку. Диклан проследил ее взгляд и увидел черные, агрессивные линии, которые оставили там колеса машин Ганси и Ронана. Лицо у него помрачнело; даже если бы это всё натворил один Ганси, Диклан предположил бы, что это был Ронан.

Адам уже стучал – но он постучал еще раз, условленным образом, один долгий, два коротких.

– Там не прибрано, – извиняющимся тоном произнес он.

Это было сказано скорее ради Девушки, чем ради Диклана, который прекрасно знал, в каком состоянии квартира. Диклан отчего-то считал бардак привлекательным для посторонних; он производил какие-то расчеты. Его интересовала невинность Эшли, и каждый сегодняшний шаг был спланирован именно с этой целью, даже короткая остановка на Монмутской фабрике.

Никто не ответил.

– Может, я позвоню? – спросил Диклан.

Адам подергал ручку (заперто), а потом уперся в нее коленом и немного приподнял дверь. Она распахнулась. Девушка издала одобрительный звук, однако успех этого предприятия зависел скорее от ржавых петель, чем от силы мышц.

Они вошли в помещение, и Девушка запрокинула голову. Над ними уходил ввысь потолок, который поддерживали железные балки. Апартаменты Ганси представляли собой лабораторию мечтателя. Перед ними простирался весь второй этаж, площадью в несколько тысяч футов. Две стены состояли сплошь из старых окон – десятки крошечных кривых стекол и всего несколько нормальных – а другие две были увешаны картами. Горы Вирджинии, Уэльса, европейских стран… Их испещряли проведенные фломастером дугообразные линии. В небо на западе был устремлен телескоп. У его подножия грудами лежали странные электронные приборы, предназначенные для измерения магнитной активности.

И всюду, всюду лежали книги. Не аккуратные стопки интеллектуала, долженствующие впечатлить гостей, а неуклюжие груды сумасшедшего ученого. Книги на иностранных языках. Словари тех языков, на которых были написаны эти книги. А еще подшивки спортивных журналов с супермоделями в купальниках.

У Адама возникло знакомое ощущение. Не ревность. Желание. Однажды у него тоже будет достаточно денег, чтобы приобрести такой дом. Дом, который снаружи выглядел бы точно так же, как Адам внутри.

Тихий голос в душе поинтересовался, приобретет ли Адам хоть когда-нибудь внутреннее достоинство или с этим нужно родиться. Ганси был таким, потому что с самого детства жил в роскоши – как виртуоз, которого сажают за рояль, едва он научится сидеть.

Адам, парвеню и самозванец, до сих пор боролся со своим неуклюжим местным акцентом и хранил мелочь в коробке из-под хлопьев под кроватью.

Стоя рядом с Дикланом, Девушка прижала руки к груди, в бессознательной реакции на мужскую наготу. В данном случае обнаженной была вещь, а не человек – кровать Ганси. Ничего, кроме кое-как застеленных двух матрасов на голой металлической раме, откровенно стоящей посреди комнаты. Полное отсутствие приватности придавало этому зрелищу нечто глубоко интимное.

Сам Ганси сидел за старым столом, повернувшись к ним спиной. Он смотрел в окно, выходившее на восток, и постукивал ручкой. Перед ним лежала открытой толстая тетрадь. Страницы были оклеены вырезками из книг и густо испещрены записями.

Адама, как это иногда случалось, потряс вневременной облик Ганси: старик в теле юноши или юноша с умом старика.

– Это мы, – сказал Адам.

Ганси не ответил, и Адам первым подошел к другу, который как будто ничего вокруг не замечал. Девушка издала несколько междометий, которые все начинались с «о». С помощью коробок из-под хлопьев, пластмассовых контейнеров и краски Ганси возвел в центре комнаты точную копию Генриетты, по колено высотой, поэтому гости были вынуждены пройти по Главной улице, чтобы добраться до стола. Адам знал правду: эти здания были симптомом бессонницы. Во время очередной бессонной ночи появлялась новая стена.