Не Господь Бог - Марика Девич

– Ну, чего встал, слепой что ли, – сказала она и поскакала наверх, оставив Митю с его шнурками.

– Извините, – Митя неуклюже развернулся всем телом, как будто по очереди перемещая в пространстве свои руки-ноги. Он знал: такие девушки не для него, а какие для него, он не знал, если они вообще существовали. На улице был сильный ветер, косил ледяной дождь, и, сунув голову в плечи ещё глубже, Митя пошёл к автобусной остановке.

Лена сидела за столом в своём кабинете. До прихода нового клиента было немного времени. Она задумчиво изучала формуляр. Почерк может о человеке рассказать многое. Даже то, что он не хотел бы показывать. Левый край полей сужен – это выдавало в Мите эгоизм, бережливость, даже скупость. Строчки, сжатые к концу строк, рассказали ей о суетливости, страхе не успеть сказать, быть непонятым, наклон букв плясал, выдавая беспокойство, почерк был мелким, раскрывая изворотливость, быстрый ум. Лена продолжала с интересом разглядывать формуляр. По этому почерку был виден отличник, прилежный и усердный невротик. Человек, глубоко неуверенный в собственной безопасности, в тревоге, в беде. Подскакивали, как на сломанной печатной машинке, уголки букв. Какая противоречивая натура! Случай её заинтересовал ещё больше. Из приёмной раздались громкие голоса.

Лена оставила формуляр и выглянула на звук:

– Машка?

Девушкой, едва не сбившей Митю, была дочка Лены.

– Дело срочное, – заявила она матери, даже не поздоровавшись. – От отца подпись нужна.

– А поздороваться, юная леди? – заметила Людмила Исааковна.

– Здрасьте, – ничуть не смутилась Машка. – Мам, ну одевайся быстрей.

Дочка бесцеремонно влезла в шкаф с верхней одеждой, надела на мать пальто. И та послушно сунула руки. Но тут же выдернула – из рукава выпрыгнул маленький серый котёнок.

– Мам! У вас тут приют или офис?

– Да я знать не знала! Откуда они тут взялись? – всплеснула руками Людмила Исааковна.

Офис Лены превращался по весне в садовый центр с рассадой, а к холодам – в приют. Людмила Исааковна вовсю пользовалась служебным положением, пристраивая котят и щенят в добрые руки. И, надо сказать, ей это частенько удавалось. Пациенты психолога, по большем части люди нелюбящие, нелюбимые и растерянные, нередко уходили с тёплым пушистым комочком за пазухой. Всё же с секретарём Лена не прогадала. Клиенты любили администратора, на её стойке частенько можно было заметить то коробочку конфет, то чай. В общем, обе женщины были вполне довольны друг другом. Что бы там ни ворчала Машка.

– Ну давай! Давай быстрей! – Машка потащила мать за руку к двери. Та опомнилась.

– А сама не можешь к отцу съездить?

– Так я от него!

Лена не поняла.

– Меня его очередная чика с лестницы чуть не спустила. Думала, я ей конкурентка! А папе не дозвониться! Поехали, на тебя его пассия не накинется.

– Чего это ты так уверена? – спросила Лена.

– Ну ты старая, мам.

Лена хотела было возмутиться. Но не стала.

– У меня пациент на подходе, Маш.

– Да мы мигом!

Они поспешно вышли, на ходу вызывая такси. Вошёл хмурый пожилой дядька, проводил взглядом.

– А вы куда?

Дочка ничего не дала сказать матери, чтоб та не вернулась на работу, вывернулась за неё.

– У нас там суицид, дело срочное! Но мы мигом!

Стояла глубокая осень. На Крестовском закрывались фонтаны. Белки устроили переполох, носились по ветвям красных клёнов и желтых лип, опережая налетающий ветер. Облака были похожи на рваную марлю, ватные горы скопились над Невой. Теплоходы, отправляясь от пристани, давали длинный гудок и уходили в размытый акварельный горизонт.

Всё это, конечно, было прекрасно. Но на задворках, где находился Ленин офис, свистел ветер вперемежку с колким дождем, и, как назло, не было ни одного такси. Вымерли.

Таксист, которого они с Машкой вызвали в приложении, запутался в переулках и в итоге просто пропал. Они замёрзли, Машка проклинала всех таксистов на свете и отчитывала безлошадную мать.

– Мам, вот когда ты машину купишь уже? Ну сколько можно? У тебя и права есть, давай!

– Маш, ну не сейчас же! Скоро морозы грянут, гололёд, а вот весной подумаем!

– У тебя каждый год одно и тоже!

К счастью, появилась маршрутка и они рванули к автобусной остановке.

В грязном салоне Машка с большей силой продолжила пилить мать.

– Вот и таскаемся из-за тебя по этим маршруткам вонючим!

– Чем тебе маршрутка не хороша? Вонючая, вах! А с матерью ты как разговариваешь вообще? – сделал замечание грузин, выдыхая в окошко дым папироски, однако дым всё равно летел в салон.

У Машки разговор был короткий:

– Хорош тут дымить на людей! Я пожалуюсь!

Маршрутчик выкинул бычок, но отомстил: затормозил на светофоре так, что мать с дочкой подскочили со своих мест до потолка. До конца пути ехали уже молча.

В приёмной пациент, как помидор, наливался возмущением. Ему было назначено на 15: 00, а часы показывали 15: 30. Пенсионеру спешить было некуда, но сам факт!

– Это как понимать вообще?

– А знаете, вы очень похожи на актера Джека Николсона, я так люблю его фильмы! Вы любите кино? – спросила Людмила Исааковна.

Помимо приюта и теплицы она использовала приёмную офиса Лены также в качестве приложения для знакомств.

«Николсон» хмуро посмотрел на часы.

– Чайку хотите? – предложила Людмила Исааковна. – А котёночка?

«Николсон» был явно не тот тип, кто подбирает котят. Но на чай милостиво согласился, бдительно уточнив:

– Бесплатно?

Дверь квартиры Мичурина открыла девица лет двадцати пяти в мужской рубашке на голое тело и посмотрела с возмущением на Машку.

– Опять ты? Ну и наглость!

Затем она заметила Лену, которая появилась из-за Машкиного плеча, и на миг зависла. Девушка отца что-то прикинула в своей голове.

– Эй, – крикнула она в квартиру, – ты с несовершеннолетней закрутил, что ли?

– Я совершеннолетняя вообще-то, – приврала семнадцатилетняя Маша.

Лена прервала этот спектакль. Её ждал пациент.