Свободный танец в России. История и философия - Ирина Сироткина

С легкой руки Дункан академический балет также задумался о соответствии движений музыке и стал использовать недансантные произведения [156 - Дункан танцевала прелюды Шопена еще в 1895 году; см. Смирнова Г. Музыка Шопена на балетной сцене // Музыкальный театр ХХ века: События, проблемы, итоги, перспективы. М.: УРСС, 2004. С. 310–324. ]. Так, Михаил Фокин брал произведения Шопена и Листа, Сергей Дягилев заказывал музыку для балетов своей антрепризы у Стравинского, Прокофьева и Дебюсси [157 - Добровольская Г. Федор Лопухов. Л.: Искусство, 1976. С. 109. Кстати, самому Дебюсси не нравились балеты Нижинского на его музыку (особенно второй, «Игры»); см. : Щукова С. Дебюсси и танец // Музыкальный театр ХХ века: События, проблемы, итоги, перспективы. М.: УРСС, 2004. С. 365–373. ]. (В возможности танцевать музыку этого последнего усомнился даже такой специалист по выразительному движению, как Жан д’ Удин. Всего за несколько лет до постановки Нижинским «Послеполуденного отдыха фавна» он писал: «Бетховен менее танцуем, чем его предшественники. Шуман будет и того менее танцевален, а уж кто бы вздумал протанцевать, в настоящем смысле слова, ноктюрн Дебюсси, тот бы взаправду нас удивил» [158 - Удин Жан д’. Искусство и жест / Пер. кн. С. Волконского. СПб. : Изд-е «Аполлона», 1912. С. 97. На шумановский «Карнавал» М. Фокин поставил в 1910 году балет-пантомиму. ]. )

Балетмейстер Мариинки Федор Лопухов сделал связь движений и музыки своей задачей и предметом специального исследования. По его мнению, сценическая хореография, в начале лишь поверхностно связанная с музыкой, развивается в направлении более глубокого контакта с ней. При этом она проходит несколько этапов: на первом музыка служит лишь фоном – танец совершается «около» музыки (примером служит цирковое представление). В классических балетах движения, хотя приближаются к ней, еще не точны (например, сцены мимики ей не соответствуют); это – этап «танца на музыку». На следующем этапе хореография более точно следует музыке (например, в балетах Петипа), это – «танец под музыку». Наконец, высший этап – «танец в музыку». Чтобы приблизиться к этому идеалу, балету надо отказаться от условных жестов и мимики и передать эмоциональный характер, колорит и другие черты музыкального произведения чистым движением. Лопухов предложил некоторые правила такого соответствия: например, мажорному звучанию отвечает движение вовне (en dehors), минорному – внутрь (en dedans) [159 - Лопухов Ф. Пути балетмейстера. Пг. : Петрополис, 1925. С. 62–78. ]. Свой идеал балета «в музыку» он попытался реализовать, взяв Четвертую симфонию Бетховена (за что его, как когда-то Дункан, обвинили в профанации классики) [160 - В 1915 году московский коллега Лопухова А. А. Горский поставил балет на музыку Пятой симфонии Глазунова; см. : Суриц Е. Я. Балеты-симфонии Л. Ф. Мясина // Музыкальный театр ХХ века: События, проблемы, итоги, перспективы. М.: УРСС, 2004. С. 295–309. ].

Свою «танцсимфонию» Лопухов назвал «Величие мироздания». Балет был построен на соответствии хореографических и музыкальных тем – их противостоянии, параллельном развитии и борьбе. Единственный показ состоялся в марте 1923 года. Но хотя широкая публика «Величия мироздания» так и не увидела, спектакль Лопухова положил начало жанру «симфонического балета». Его создателями стали Леонид Мясин и Джордж Баланчин (тогда еще Георгий Баланчивадзе, танцевавший в «Величии мироздания» [161 - См. о нем: Левенков О. Джордж Баланчин. Часть первая. Пермь: Книжный мир, 2007. ]). Однако когда танец начинал слишком подчиняться музыке, критики беспокоились, что он утратит независимость и сведется «до уровня музыкальной иллюстрации» [162 - Шик М. Вечер Голейзовского // Театральное обозрение. 1921. № 10. С. 8–9. ]. Соллертинский иронизировал, что «из? за мелочного ритмико-мелодического соответствия деталям партитуры [постановки Лопухова] напоминают танцуемое алгебраическое уравнение» [163 - Однако и Соллертинский ценил «замечательную попытку симфонизировать классический танец, создав большую форму по аналогии с музыкальной на самостоятельной разработке хореографических тем»; цит. по: Суриц Е. Я. Начало пути. Балет Москвы и Ленинграда в 1917–1927 годах // Советский балетный театр / Отв. ред. В. М. Красовская. М.: Искусство, 1976. С. 84. ].

В отличие от хореографов, театральные режиссеры задачу совпадения пластического рисунка роли с музыкой вообще не ставили. В театре музыка использовалась для создания настроения, как фон. Так, сам чрезвычайно музыкальный, Мейерхольд часто использовал музыку в спектаклях и этюдах, которые разыгрывали актеры его студии [164 - По отзыву Михаила Фокина, музыкальность Мейерхольда проявилась не сразу. На репетициях балета-пантомимы «Карнавал» (1910), где Мейерхольд играл Пьеро, он «в жестах отставал от музыки. Много раз не вовремя „высовывался“ и не под музыку „убирался“ со сцены» (Фокин М. М. Против течения. Воспоминания балетмейстера. Сценарии и замыслы балетов. Статьи, интервью, письма. Л.: Искусство, 1981. С. 119). Возможно, именно потому, что танцовщики, от Дункан до Фокина, настаивали на примате музыки, Мейерхольд отстаивал право актера не следовать ей буквально. Например, он предлагал работать в «контрапункте» с музыкой, что, впрочем, практиковали и дунканисты. ]. Аккомпанементом к упражнениям его «биомеханики» служили те же опусы Листа, Шопена и Скрябина, которые так любили дунканисты [165 - См. : Эрмано В. На лекции В. Э. Мейерхольда // Театр. 1922. № 4. С. 120–121. ]. Но, борясь с «психологизмом» в театре, Мейерхольд не соглашался с тем, что музыку надо как-то «переживать», интерпретировать и вообще идти у нее на поводу. Поэтому, в частности, он считал «пластичность Дункан… непригодной» для своих актеров. Сам он призывал «не „истолковывать“ музыку, переводить метрически, ритмически, а опираться на нее» [166 - Запись лекции Мейерхольда от 19 ноября 1921 г. , см. в: Эйзенштейн о Мейерхольде. 1918–1948 / Сост. В. В. Забродин. М.: Новое издательство, 2005. С. 88. ]. Пластическая задача театрального актера диктуется пьесой – музыка играет лишь вспомогательную роль. Так, совершая акробатический трюк, актер может воспользоваться музыкой как хронометром, для отсчета времени, чтобы сделать нужное движение в нужный момент. И в отличие от Дункан, Мейерхольд говорил, что актер должен работать «на музыке», а не «под музыку» [167 - См. : Смирнова-Искандер А. В. О тех, кого помню. Л.: Искусство, 1989. С. 51. ].

Не только критики, но и сами танцовщики вовсе не стремились копировать музыку буквально. Против этого возразила бы даже Дункан, рекомендовавшая скорее учиться у музыки ритму и гармонии. Хореограф Лев Лукин своим девизом взял слова Поля Верлена: «De la musique avant toute chose» («Музыка прежде всего»). В юности он собирался стать пианистом, прекратив играть из? за травмы руки. Но и Лукин стремился, «использовав музыку, уйти от нее» [168 - Лукин Л. О танце // Театральное обозрение. 1922. № 4–14 (2 февраля). С. 4. ]. Многим танцовщикам, начиная с Дункан, льстила мысль сделать танец полностью автономным – освободить его в том числе от музыки. Мэри Вигман в качестве аккомпанемента использовала только ударные, стремясь, чтобы ритм сопровождал движения, а не вел их. Николай Фореггер также использовал музыку лишь как ритмическую опору, заявляя, что «Шопен и барабанщик одинаково ценны» [169 - Фореггер Н. Опыты по поводу искусства танца // Ритм и культура танца. Л.: Academia, 1926. C. 52. ]. Для «освобождения от постоянных танцевальных ритмов» дунканистка Наталья Тиан предлагала на начальных этапах обучения исключить аккомпанемент [170 - См. : РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 17. Ед. хр. 5(2). Л. 71. ]. Существовали попытки вообще заменить музыку текстом: Дункан танцевала рубаи Омара Хайяма, Баланчин ставил танцы к «Двенадцати» Блока, а Серж Лифарь делал хореографию на стихи Альфреда Мюссе, Шарля Бодлера, Поля Валери и Жана Кокто [171 - См. : Скляревская И. Формирование Темы. (Раннее творчество Баланчина) // Театр. 2004. № 3. С. 82–87; Смолярова Т. И. Париж 1928. Ода возвращается в театр. Сер. : Чтения по истории и теории культуры, вып. 27. М.: РГГУ, 1999. С. 111. ].