Месть ласточек. Деревенские рассказы - Иван Карасёв

Оружие и боеприпасы находят в земле до сих пор. В девяностые годы двое подростков выкопали из заболоченного места автомат ППШ. Дома старший залез на печку и стал разбирать его, тут неожиданно раздался выстрел – в канале ствола оставался патрон. Слава Богу, никто не пострадал. Сорок с лишним лет оружие пролежало в болоте и сохранило свои боевые качества! Наверное, американские аналоги на такое не способны. Эту историю я узнал случайно, от их отца – моего знакомого, можно себе представить, сколько подобных историй произошло в окрестных местах. Нам тоже довелось совершить одну подобную находку. Несколько лет назад, году в четырнадцатом, весной, мы вывели детей в поход к заброшенной деревне (таких здесь хватает). До точки назначения не дошли, детишки заныли, им стало неинтересно, они не такое видали по телевизору и в интернете. Зато по дороге, в нескольких метрах от нашей тропки, заметили выкопанную «искателями» миномётную мину. Как эти люди не боятся манипулировать такими вещами, я не знаю. Мина лежала на свежей кучке земли, головная часть смотрела вверх, а стабилизатор уткнулся в землю. Полное впечатление готового к выстрелу боеприпаса. Казалось, вот-вот и мы взлетим на воздух. Мину аккуратно обошли стороной. МЧС не вызвали, это ведь целая история, а мы приехали только на несколько дней. Смертоносная находка лежала на земле слишком заметно, чтобы её можно было не увидеть, а по ночам у нас никто не ходит. Ну, мы всегда так живём, как сказал Высоцкий. Только вот летом мины и след простыл. Куда она попала? На Украину? Вряд ли. В том же году в нашем районе одна семья, муж с женой подорвались на противопехотной мине. Оба погибли. Здесь и такое бывает. Грибники и рыбаки – люди рисковые.

Вообще, иногда складывается впечатление, что местный народ особой закалки. Им ничто нипочём, могут жить без света, который выключают в каждую грозу, и включают заново лишь пару дня спустя, без газа из трубы, которого у них не было никогда, воду, в лучшем случае, берут из колонки. Городской житель, приезжая сюда, не устаёт удивляться, как они целый год топчут эту грязь с ямами, ведь дорог в современном понимании этого слова тоже нет, как живут тут всю зиму одни, практически отрезанные от всего мира? А местные дивятся на городских, устраивающих трапезу во дворе и столующихся на солнце – ведь крайне неудобно таскать всю еду с кухни, куда проще поесть прямо там, на маленьком столике возле плиты. Готовишь – и тут же ешь, даже носить тарелки не надо, наливаешь суп прямо из кастрюли в миску, которая тут же рядом стоит. А ещё дачники почему-то прорубают окна с северной стороны, из каких это соображений, оттуда же весь холод идёт? Ну хочешь ты на озеро посмотреть, так выйди на крыльцо и любуйся, подумаешь, красота какая, Александр Македонский тоже был великий полководец, только зачем хату студить? А чего стоит их другая причуда – ловля рыбы не сетями, а удочками – пустая трата времени – сколько там поймаешь? Чисто детская забава, игра в бирюльки, то есть в поплавки-крючочки. То ли дело – поставил вечером сеть, утром проверил, и в ней рыбы на несколько дней. Хотя рыбёшка здесь мелкая, крупная не успевает вырасти благодаря профессионализму здешних рыболовов, всю вычерпали сетями. Рыбнадзор в райцентре имеется, но в районе не меньше сотни озёр, поспевает проверять только крупные водоёмы, наши к таковым не относятся. Ещё городские не мусорят повсюду, как те, что приезжают из Невеля за щукой, наоборот, чужие бутылки собирают и увозят. Хотя куда проще закопать всё в яму, Наполнится одна, выкопай другую, и так до бесконечности, а когда уже сил не хватает по старости, то не стыдно отнести в ближайшую дикую свалку в лесу.

Образ мышления тоже сильно отличается. Это понимаешь, когда пытаешься получить какое-то внятное объяснение того, как надо что-то делать, разобрать смысл сказанного собеседником порой трудно. Особенно тяжело даётся взаимопонимание при выяснении местоположения нужного объекта или направления движения к чему-нибудь. Несколько раз я пытался уяснить, как найти руины старой усадьбы помещика Пучкова. И каждый раз мой знакомый удивлялся:

– Ну как же ты не видишь? ! Мимо Кузнецовицы проходил? Где ручей впадает в неё?

Кузнецовица – это одно из местных озёр, что характерно, слово женского рода, ещё имеется Пучковица, Тиновка, Остива, Водача. Видимо, озёрная этимология наших мест берёт за основу понятие Вода – пучковская вода (по барской деревне) – Пучковица, вода с обилием тины – Тиновка, глубокое озеро – Водача.

– Ну, проходил!

– Дальше по дороге подымаешься выше, поворачиваешь по тракторному следу.

– Поворачивал!

– Так там на горке кирпич повсюду битый лежит, то и есть усадьба!

Лет сорок назад, может, и лежал. Видимо, в голове моего знакомого отпечатались воспоминания далёкого детства, хотя бывает он в том месте регулярно. Потому что когда я, наконец, нашёл «развалины» усадьбы, то никаких развалин уже не было и в помине. Место бывшего помещичьего дома помог определить бугорок, выделявшийся неподалёку от дороги, и лишь поковырявшись в земле, я откопал несколько обломков старого, клеймёного кирпича. Возможно, когда-то они были видны с дороги.

Или вот захотелось мне найти дорогу на озеро Пучковица, где раньше находилась исчезнувшая деревня Пучково. До недавних пор так называлась и остановка на шоссе в двух километрах от нас и на таком же расстоянии от Пучково. Рядом раскинулись два больших по местным меркам поселения, но когда-то, наверное, после войны, автобусную остановку назвали по бывшей барской вотчине, не из уважения ли к изгнанному помещику?

Сосед Витя всё знает про окрестности:

– На поле за наше озеро выйдешь, там, у одинокой яблони справа лес повален.

Как рядом с одинокой яблоней может быть лес – загадка не для средних умов.

– А где та яблоня?

– Так я ж тебе говорю – одинокая!

На поле за нашим озером, есть отдельно стоящие берёзы, яблони не нашёл, возможно, была когда-то, а может жива до сих пор. Только не одинока.

Местные и говорят по-другому, это не чисто русский, московский язык. Здешние края присоединили к России лишь при Екатерине Великой, при первом разделе Польши, вместе с Витебском и Полоцком. К Витебской губернии они относились и до двадцатых годов прошлого века. Поэтому речь наших деревенских соседей больше напоминает белорусские говоры, мало общего имеющие с искусственным официальным белорусским языком, придуманным польскими интеллектуалами во главе с Дуниным-Марцинкевичем. Причём придуманным так, чтобы он по максимуму отличался и от великорусского, и от польского. Наверное, поэтому на нём никто и не говорит в быту. Мне иногда сложнее понять этимологию какого-нибудь белорусского слова, чем его польского синонима.