Белая вода - Юрий Козлов

– Хорошо, – пожал плечами Объёмов, удивляясь неожиданной стыдливости своей… подруги? Свесил ноги с кровати. Страх, возбуждение, желание что-то выяснить, куда-то бежать вдруг сменились в нём дебильной покорностью и обездвиженностью. Вот так и несчастная Россия, успел подумать, нащупывая вялыми, как снулые рыбы, ступнями на полу тапочки Объёмов, кто на неё рявкнет, ошарашит, наговорит с три короба, под того она и ложится… Особенно если он… то есть она, покосился на Каролину, в парике и очках… Так сказать, в пассионарном прикиде. Бери голыми руками.

– Ну! – поторопила Каролина.

Объёмов, поправив трусы и слегка втянув живот, открыл дверь. В номер, едва его не сшибив, влетела Олеська. Объёмов уже устал чему-либо удивляться, а потому совсем не удивился, что она была натурально (видимо, это у них семейное) голая, но в туфлях на металлических шпильках, как ведьма Гелла из бессмертного романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Впрочем, в отличие от Геллы, Олеська всё же небрежно прикрывалась прижимаемым к груди ворохом одежды, из глубины которого пружинисто свесился бюстгальтер. Качающимися своими чашечками он напомнил Объёмову маятник сюрреалистических часов, отсчитывающий… что?

– По объявлению? – ухмыльнулся, рассматривая бесстыдницу, Объёмов.

– Что? – растерялась та, даже выронила одежду. – Мы… разве договаривались?

– Быстрей! В постель! – скомандовала с подушек Каролина. – Сейчас придут!

Олеся размашистыми крепкими бёдрами, как бульдозер подтаявший сугроб, легко передвинула Объёмова на кровать под приглашающе откинутое Каролиной одеяло.

– Поехали! – Каролина сорвала с Объёмова трусы, завалила на себя, обхватив ногами, как клешнями, а над ними (каким-то образом, наверное, затылком сумел рассмотреть писатель Василий Объёмов) римской статуей встала Олеся, больно уткнув в копчик Объёмову острый железный каблук. Если и есть на свете мужик, успел подумать он, способный поехать в данных обстоятельствах, то это точно не я!

В следующее мгновение раздался оглушительный треск. В номер как на серфинговой доске влетел двумя ногами на двери раскоряченный спецназовец в серебристых доспехах с автоматом и в чёрном обливном сферическом шлеме. Следом вошли люди в штатском. В одном из них – в широком, как саван, белом плаще – Объёмов узнал злого бородача, ошибочно принятого им в кафе за завязавшего (с алкоголем) писателя, участника конференции по современному состоянию русского литературного языка. Второй снимал происходящее на видеокамеру. Третий – непрерывно щёлкал фотоаппаратом, озаряющим вспышкой интимно – лампой на прикроватной тумбочке – освещённый гостиничный номер. Он конечно же успел запечатлеть (для истории? ) порнографическую скульптурную группу. Если бы не выставивший дверь спецназовец с автоматом наперевес, ворвавшуюся в номер команду можно было принять за белорусское подразделение полиции нравов. Объёмов читал, что такая существует в Европейском сообществе, наряду с Интерполом, но постсоветские государства почему-то не хотят с ней сотрудничать.

– Ой! – Олеся прыгнула под одеяло, больно зацепив железным каблуком Объёмова, едва успевшего перевалиться на спину. Скульптурная группа распалась, точнее, перешла в горизонтальное положение.

Злой бородач в широком плаще (сейчас, впрочем, он выглядел не столько злым, сколько озадаченным) включил весь имеющийся в номере свет.

В настенном зеркале напротив кровати Объёмов увидел три торчащие из-под одеяла головы: свою со слипшимися в отвратительный гребень седыми волосами по центру, справа – очкастую в белом парике голову Каролины, слева – русую, щекастую Олеси. Боже милостивый, ужаснулся он, что могут подумать обо мне… гэбисты? Спецназовца в серебристых доспехах и в обливном шлеме он как низшего по званию (и, вероятно, по интеллекту) в расчёт не принимал. Трёхголовая зеркальная картина навела его на гнусные, более того, оскорбительные для русского фольклора аналогии. Себя писатель Василий Объёмов увидел в образе… Ильи Муромца. Поблёскивающую круглыми выпуклыми очками Каролину – в образе почтенного Добрыни Никитича, кажется, наставника святого равноапостольного князя Владимира, а молодую шаловливую хохлушку Олесю – в образе застенчивого, но отважного Алёши Поповича. Как лихо она запрыгнула на кровать, загарпунила Объёмова острым железным каблуком! Интересно, запоздало встревожился он, что она собиралась делать дальше, куда хотела вонзить каблук? Получалось, что гэбисты, контрразведчики, или кто там они, подоспели вовремя, в очередной раз, подтвердив известный тезис Гёте, что сила, предназначенная творить зло, иной раз свершает благо. Тридцать лет и три года, испуганно вжался задом в матрас Объёмов, Илюша то ли сиднем сидел, то ли лежнем лежал на постели, а потом… как вскочил! И… пошли клочки по закоулочкам… Неужели… приш(ж)порила каблучница?

Но в данный момент стремительно вживающемуся в образ Ильи Муромца писателю Василию Объёмову нечего и думать было о сопротивлении… Идолищу поганому. Поехать, как рекомендовала Каролина, не получилось, а вот пойти трусливо-позорным клочком по пенитенциарному закоулочку… ещё как!

Над кроватью витал сильно сдобренный косметикой запах пота, невольно заставивший Объёмова вспомнить Свету. Однажды во время грозы, когда находиться в кабинете стало невозможно, Марина отправила Свету домой, пообещав разобрать за неё оставшуюся почту. Как только Света ушла и дышать стало легче, Марина позвала Васю к её столу, выдвинула ящик, ткнула пальцем в теснящуюся там серебристую рать запечатанных дезодорантов. «Ей без конца дарят, дарят, – в отчаянье произнесла Марина, – почему она ими не пользуется? – И после паузы: – Наверное, мстит окружающему миру». «За что? » – спросил Вася. «Всегда есть за что», – грустно вздохнула Марина. Если бы сейчас здесь была Света, подумал, нашаривая под одеялом трусы среди брыкающихся женских ног, писатель Василий Объёмов, поганому гэбистскому идолищу пришлось бы надеть респираторы. Странным образом он уподобил Свету коньяку или виски, набирающему с возрастом в дубовых бочках крепость и аромат. Такой у него получился неэстетичный оксюморон.

– Чем обязан, милостивые государи? – хрипло каркнул Объёмов из кровати, подбадриваемый тычками Каролины.

– Проверка документов, – мимолётно мазнул в воздухе красным удостоверением бородач. – Здание блокировано. Есть сведения, что в гостиницу проникла группа террористов. Производится осмотр помещений. Тепловизор показал, что в номере находятся три человека. Террористы могли захватить заложников. Действовать пришлось быстро. Так что не обессудьте.

Спецназовец тем временем осмотрел туалет, заглянул в шкаф, за портьеры, даже, крякнув и переломившись в доспехах, сунулся под кровать. Разогнувшись, доложил: «Чисто! »

– Свободен, – сказал борода.

– Руки на одеяло, урод! – вдруг заорал спецназовец, натренированным глазом отследив невидимую пододеяльную объёмовскую возню с трусами.

– Ай! – взвизгнула Олеся. – Я описалась!

Борода, пропустив мимо ушей не понравившуюся Объёмову новость, тем временем основательно устроился в кресле возле журнального столика, смачно шлёпнув по стеклу папкой с бумагами.