Тайна Красной шаманки - Сергей Нуртазин

– Чего стоите, рты раззявивши! ? Ищите золото, олухи!

Золото искали до вечера, но не нашли, лишь понапрасну потратили силы и время. Удрученные, злые и уставшие легли спать. Ночь была тревожная. Во сны разбойников время от времени врывались звуки, издаваемые пещерой: то жалобный женский плачь со стонами и всхлипами, то свирепое рычание неизвестного дикого зверя, то пение на неведомом языке переходящее в завывания. Да и сами сны были ужасными. Демьян Лалыка так и вовсе поведал, что проснувшись ночью, видел, как вокруг тела мертвой шаманки собрались около десятка чудно одетых белоглазых людей малого роста. Они встали вокруг нее, взялись за руки и стали раскачиваться и петь, как выразился Демьян, не по-людски. Лалыка даже попытался сдавленным голосом изобразить их пение. Из горла вырвались хриплые звуки, Демьян поперхнулся, замолчал. Разбойники разразились смехом. Авдей, утирая слезы, проронил:

– Ты, Демьян, прямо петушок молодой, который первый раз закукарекал.

Лалыка нахмурился:

– Опять ты, Авдей, за свое взялся. Я ведь…

Кистень примирительно изрек:

– Будет тебе обижаться, словно девка не целованная. Молви, что дальше было?

– Чего лассказывать, потом шаманка очнулась, встала на ноги и последовала за малыми людьми вглубь пещелы. Там они и склылись.

Авдей Кистень с подковыркой спросил:

– Отчего же ты не закричал и нас не разбудил? Али онемел от страха?

Демьян оправдался:

– Не закличал оттого, что глянул на меня один из малых людей белыми глазами и язык у меня отнялся. Хочу кликнуть, не могу.

– Рассказывать другам небылицы, он у тебя не отнялся? Не иначе тебе это приснилось либо померещилось.

– Коли не велите, так идите да сами посмотлите, на месте ли она, – Лалыка обиженно отвернулся.

Разбойники посмеялись, но каково было их удивление, когда они обнаружили, что бренное тело шаманки и ее вещи пропали. Подозрение пало на Яшку. Василий Оборотень пытливо посмотрел на сотоварища, строго спросил:

– Говори, куда ты ее дел? Похоронил? Сказывай, где она? !

Яшка побледнел, испуганно замотал головой:

– Не знаю, атаман. Совсем не знаю. Может, маленький люди, который здесь глубоко живут, ее к себе забирали? Шаманка пропал, плохо, однако! Совсем плохо! Беда нам будет!

Авдей Кистень схватил его за ворот:

– Врет, собака! Позволь, атаман ножичком его попытать, а коли не скажет, так я ему голову с плеч сниму!

Оборотень гневно взглянул на Авдея:

– Будет колготиться! Тебе бы башку глупую срубить! Ты нас назад через реку поведешь и из болот выведешь? Пусти его!

Кистень отпустил Яшку.

– Ишь, трясется, будто лихоманка у него. Может, шаманка и не шаманка вовсе, а Трясовица?

Василий вдруг замер, насторожился, его глаза остекленели, раздувая ноздри, он стал нюхать воздух, подобно собаке.

– Тихо! Чую, здесь она! Рядом.

Словно в подтверждение его слов, раздался звонкий женский смех. Глаза Яшки расширились, он ткнул корявым указательным пальцем за спину Василия. Оборотень резко повернулся. В трех шагах от него стояла живая шаманка в полном своем облачении. Ее лицо снова было красным. Василий метнулся к ней. На миг разбойникам показалось, что он превратился в волка, но волк снова превратился в человека. Шаманка исчезла. Оборотень стоял, устремив взгляд в каменную стену пещеры. Звериный рык, переходящий в волчий вой, вырвался из его груди. Ответом ему был отдаленный, многократно повторенный эхом смех шаманки. Яшка упал на колени, раскачиваясь, запричитал:

– Беда будет! Всем нам смерть будет! Все здесь умрем!

Поляк Бронислав взорвался, бросился к нему, с силой пихнул ногой:

– Замолчи, пся крев! Убью!

Яшка повалился набок, но тут же резко вскочил на ноги, выхватил нож из висевших на поясе ножен, бросился на поляка. Бронислав оказался быстрее, сабля взвизгнула в его руке, опустилась на голову противника. Яшка вскрикнул, повалился на камни, орошая их кровью.

К нему пошатываясь, будто хмельной, тяжелой поступью подошел Василий Оборотень. Посмотрел в потухшие глаза, поднял гневный взгляд на Бронислава:

– Ах ты, лях поганый! Кто тебе позволил его убить, без моего приказа? !

Поляк выставил перед собой саблю.

– Я и спрашивать тебя не буду, я сам себе голова! Мне панов не надо.

Василий вперил волчий взгляд в Бронислава. Поляк попятился. Оборотень наступал.

– Голова, говоришь? Поглядел бы я, как твоя голова тебя назад, через болота вывела, но не суждено, видимо, тому статься, поскольку лежать ей отрубленной в этой пещере.

– Это мы посмотрим, чья голова с плеч падет! – Бронислав шагнул навстречу, замахнулся саблей. Василий ловко перехватил левой рукой запястье поляка, присел, ухватил его за пояс правой, перекинул через себя. Поляк кулем упал на каменный пол пещеры лицом вверх. Оборотень резко выкрутил кисть Бронислава. Раздался хруст, поляк застонал, выпустил из руки саблю, которую тут же подхватил Василий. Бронислав попытался встать, но клинок отделил его голову от туловища, обдав штаны и сапоги Оборотня кровью. Василий отбросил окровавленную голову поляка ногой и впился в разбойников незнающим жалости взглядом:

– Кто еще хочет мне поперек слово молвить?

Разбойники опустили глаза, не в силах выдержать волчий взгляд предводителя. Оборотень указал на тела Яшки и Бронислава.

– Уберите эту падаль из пещеры, чтобы не смердели.

Демьян Лалыка и Ферапонт Ноздря подошли к Яшке, Авдей Кистень и татарин Ахмет склонились над обезглавленным телом поляка. Тут-то и выпал из-за пазухи казанца кожаный мешочек. Ахмет попытался подобрать его и сунуть незаметно назад, однако Кистень оказался проворнее. Казак схватил мешочек, дернул стягивающий горловину шнур, редкозубо ощерился.

– Чего это у тебя здесь?

Ахмет кинулся на Авдея. Кистень отпрянул. На пол пещеры, блеснув в свете костра и проникающих солнечных лучей, высыпались со звоном, похожие на чешуйки, монеты: копейки, деньги и полушки с отчеканенными на них надписями, изображениями голубей и всадников с копьями и саблями. Монеты были по большей части медные и серебряные, но была среди них и пара золотых. Авдей посмотрел на монеты, затем на Василия Оборотня, перевел недобрый взгляд на Ахмеда. Татарин побледнел, встал, как вкопанный.

– Ах ты меченый! Так вот кто купеческую мошну припрятал! Мы то, дурни, ползали по кустам, искали невесть чего! – Кистень снова посмотрел на Оборотня. – Что, атаман, будем делать с этим псом смердящим? Помилуем или живота лишим?