Свет в потемках - Лариса Жуйкова

Я забираюсь на самодельную тарзанку, свисающую с высокой ивы, тихонько качаюсь и завидую Славику: у него две сестры и младший брат, и Славка сам стирает так, что и не узнать, какие пятна были прямо на пузе. А меня мама точно прибьёт, даже хотя бы за эти ягодные руки: «Опять ела немытое, да ещё у чужих». Вот прям так и скажет, думаю я, и хмурюсь: баба Люся угостила нас ягодами ещё утром. Я смотрю в даль двора, не идёт ли мать звать на обед и меня. Фиолетово-малиновая жимолость предательски въелась под ногти и – о ужас! – в стельки сандаликов. Носки мои в песке, пыли и траве. Славик спонтанно зовёт меня в гости – я соскакиваю с тарзанки и, подхватив футболку, догоняю лучшего друга. Мы наперегонки несёмся в его пятый подъезд. Там прохладно и пахнет чьими-то щами и ещё газетами из почтовых ящиков. Я, задыхаясь от бега и жажды, мельком вспоминаю мамин строгий наказ: «Со двора никуда! » Но как можно его соблюдать, если меня пригласили в гости, да ещё не кто попало, а он, лучший друг, да ещё и не просто так, а по делу!

Мы снимаем обувь. Славка ведёт меня вглубь тесной двушки. В щёлку дверей одной из комнат я вижу, как его сёстры ожесточённо делят знакомые мне журналы «Весёлые картинки» и «Крестьянка». Кто-то из сестёр истошно орёт: «Дура, отпусти, порвёшь! » Славик театрально закатывает глаза – я хихикаю. Мы шастаем по квартире, и я обращаю внимание на распахнутую дверь спальни. Там стоит пустая детская кроватка, увешанная пелёнками и ползунками. Славкиной мамы с малышом дома нет, замечаю я, и вопросительно смотрю на Славку. «На молочной кухне! » – отвечает на мой немой вопрос Славик и важно рассказывает, как он один ходил получать кефир для брата. «Уже два раза! – подчёркивает он. – Этот кефир выдают в стеклянных бутылочках, заткнутых ватой. Я попробовал – кислятина, бе-е-ее». Я хохочу. Славик деловито тащит с кухни табурет, встаёт на цыпочки и достаёт с полки коридорного шкафа огромный брусок хозяйственного мыла, и мы спешно трём в маленькой ванной на решётчатой алюминиевой доске его футболку и заодно мои носки. Футболка не становится чище, ягодные пятна темнеют и делаются похожими на чернильные кляксы. Но зато носки отстирались – вот чудо! С потолка на нас сыпется облупившаяся штукатурка – мы хохочем на всю ванную, мотаем и трясём головами и дуем друг другу в лицо белую пыль. Стирка удалась. После важного дела мы отправляемся на крошечную кухню. Славик наливает мне лимонад в гранёный стакан до краёв: «На! Пей, сколько хочешь! » Пузырьки щекочут нос. Мы несколько раз передаём друг другу стакан, и Славка доливает остатки из стеклянной бутылки. Эх, ну вот – теперь мне точно пора уходить…

Я торопливо бежала домой в мокрых, но зато постиранных и почти чистых носках. Гордо сняв сандалии, я прошла в прихожую – за мной тянулись мокрые следы: Славик пока не научился отжимать как следует вещи после стирки. Очень довольная тем, что у меня такой хозяйственный друг, я стягиваю с блаженной улыбкой сарафан и мокрые носки. Мама долго расспрашивает, куда меня опять понесло, и ворчит. Но мне всё равно: я радуюсь, что под ногтями у меня вместо жимолости мыло. Маме на этот раз не приходится вести допрос – на одном дыхании я сама выкладываю ей все дворовые новости. Мама охает и тяжело вздыхает: горячую воду отключили на две недели. Она уходит в ванную. Там она каким-то чудом выводит пятна с сарафана и даже спасает от ягодных разводов мои сандалики.

Осенью того же года отцу Славика дали от завода большую трёхкомнатную квартиру в новом доме, и они переехали. Больше никто и никогда не стирал мои носки с таким важным видом. Если бы сейчас я встретила Славика случайно, я узнала бы его по весёлой улыбке, вздёрнутому носу, торчащим ушам и картавому «рэ». Славка, найдись! Помнишь, ты мне говорил: «Ототрррём! Точно тебе говорю, Ларрриска! » …

Скатерть

Я люблю приходить туда, где меня знают. Где помнят, что я, например, не люблю морепродукты, где без слов замечают, хороший у меня был день или не очень, где меня готовы принять в любое время дня или даже ночи.

Я так радуюсь, когда специально для меня с балкона достают единственный в доме стул со спинкой, потому что там, куда я люблю приходить, всегда помнят: к вечеру после работы у меня устает спина. Я не бабка, но спину берегу, и сидеть на табуретках мне невмоготу. Лучшая подруга Галя за это зовет меня престарелой королевишной на троне, хотя мне всего тридцать.

И вот я вижу, как суетится Галка, пока я восседаю на престоле в виде икеевского стула. Хозяйка дома выставляет всё самое смачное на новую скатерть, застилающую старый круглый стол. А скатерть неглаженая, новая, только из упаковки. В лёгком приступе перфекционизма Галка нудит, что скатерть надо бы погладить, она тут же зыркает на Мишку. Миха сидит с ногами на подоконнике, курит в форточку. Вздыхает, неохотно гасит «Парламент» в стеклянной баночке из-под «ФрутоНяни» и переставляет «шубу» и «цезаря» на столешницу весёленького оранжевого гарнитура, гордо и важно забирает скатерть на глажку. А я сижу, глушу вино – не жду парада. Галка знает, что её саму не дождаться: то горячее не дошло, то сервелат забыли нарезать.

Галка ведёт меня в коридор, демонстрирует мне свою новенькую экошубку.

– Глянь, чего мне Мишка из командировки привёз. Села ведь как влитая! Ну как мне? И ведь размер угадал!

Я говорю подруге:

– Галка, ну как он может не угадать размер? ! Вы же лет сто женаты – он уже тренированный: мерки снимал!

– Да, глазомер у него отличный! А ещё Миша умный, эрудированный, красавчик и всё такое.

Мы хохочем. Галка устраивает дефиле по коридору, усиленно виляя бёдрами, а я восхищаюсь Галкиной фигурой:

– Галь, ты ведьма! Не иначе сорок второй размер шубы, как и на первом курсе! А помнишь, у Зои Симоновой с потока была такая же шубейка? Вот кто бы мог подумать, что такие фуфайки снова станут модными.

– Вот такая я буду в этом сезоне чебурашка!

Галка запихивает обновку в шкаф-купе, мы снова задорно смеёмся и идём на кухню. Я наливаю себе бокал, Галка сливает воду из кастрюльки с варёной картошкой.