Свет в потемках - Лариса Жуйкова

Тут мы с Галкой слышим, как Мишка заправски матерится из комнаты. Она мчится в зал, роняет на ходу тапочки с голубыми пушистыми меховушками. Они уже вдвоём чего-то там орут, возвращаются на кухню. Галка, взъерошенная, достаёт из кухонного ящика аптечку, ищет в ней пантенол. Мишка морщится и дует на обожжённый палец, встряхивает баллончик с пантенолом и от души давит на круглую кнопку. Пена распрыскивается на всю Мишкину руку до самого локтя, он чертыхается: «Твою ж мать! »

Галка ворчит, кидает в Мишку полотенцем, продолжая рыться уже в нижнем шкафчике гарнитура. Вот наконец-то старая скатерть найдена, и они вдвоём запихивают в кухонный шкаф всё, что только что из него доставали. Чего у них там только нет! Девять трехлитровых банок компота, коробка бокалов для коньяка, вафельница, блинница, набор ножей, запасы гречки и риса в промышленных масштабах, какие-то досочки для резки корейской морковки.

Смотрю, как бережно Мишка одной рукой расставляет свои компоты, и улыбаюсь: в моём кухонном шкафчике максимум пачка макарон да банка сгущёнки.

Я захожу в зал и вижу на гладильной доске новую скатерть с прожжённым треугольником посередине. Выключаю утюг. Мимо пробегает двухлетний Глеб, мимоходом стаскивает злосчастную скатерть с доски и надевает её дыркой на голову.

– Я – пливидение с мотойсиком!

И вот уже все умиляются: накануне Глебу читали «Карлсона». Ну нет сил злиться друг на друга, когда в доме ребёнок и праздник с посиделками!

Наконец всё готово: старая, тоже мятая скатерть; горячее, которое тоже чуть не сгорело. Мы чокаемся. Я говорю незамысловатый тост:

– Дорогие мои Галка и Миха! Не буду говорить, как я вас обожаю, вы это и так знаете. Лучше скажу, что других таких друзей, как вы, у меня нет. Посему придётся вам меня поить компотами, кормить салатами и взаимно обожать! Смею нескромно предположить, что обожать меня есть за что. Пусть в вашем доме счастья и любви будет больше, чем запасов риса и гречки! Будем здоровы!

Они смеются, мы, наконец, чокаемся и пьём Галкину домашнюю настойку, потом морщимся и поочерёдно обнимаемся. Мы с Галкой садимся за стол, а Мишка включает радио погромче. Всё становится похожим на настоящий праздник, хотя я просто заехала к друзьям в гости. Я думаю: и ведь никто и нигде меня не встречает так, будто я звезда мирового масштаба.

А дальше меня увлекают Мишкины анекдоты, наши с Галкой сплетни и новости про общих знакомых. Вот оно, пятничное лекарство от однотипных будней. Кто развёлся, кто где отдыхал, кто кого любит и не любит и почему. Мы трещим – часы пролетают незаметно. Тик-так – Галка бежит укладывать Глеба Михалыча. Мы с Мишкой продолжаем наливать, но уже потише галдим на кухне, шушукаемся.

– Миш, ну скажи, за что ты Галку любишь вот сколько лет, а? Она тебя еще не достала, а? Ну неприлично же быть таким счастливым мужиком, ну?

Мишка улыбается с прищуром, говорит мне, что любит свою жену и по совместительству мою подругу преимущественно за «шубу» и за «цезарь».

Я парирую:

– Ага, салатики, как же! Поэтому что ль женился в двадцать два? Мы с Галкой во времена студенчества вкуснее шпрот в масле ничего и не едали. Какой уж там, Миша, «цезарь»? Не путай хронологию событий! А шуба-то у вас нынче и в шкафу, и в салатничке – кучеряво живёте, молодёжь!

Мы ржём. На хохот приходит сонная Галка, которая уже сама прикорнула с сыном в детской кроватке. Какая-то игрушка отпечаталась на порозовевшей Галкиной щеке, и мы с Мишкой заливаемся новой волной смеха.

Друзья мои выпивают крайне редко, поэтому тут же пьянеют и начинают дурачиться: целуются, делают селфи с дырявой скатертью, выкладывают это всё в Сеть. Опять хохот – соседи сверху стучат в батарею. Как и двенадцать лет назад, ничего не меняется в этом королевстве, и мне так хорошо с ними.

А на Новый год я подарю им точно такую же скатерть, которую сжёг Мишка. Знаю, Галка же расстроилась из-за этой дыры. И она, как ребёнок, будет радоваться моему подарку. Она будет прыгать даже задорнее, чем маленький Глеб!

Это самое лучшее для меня – дарить радость тем, кто стал мне дорог уже давно, с кем съеден пуд соли ещё лет десять назад, с кем я не разлей вода. Здорово наблюдать за своими друзьями и видеть, как они счастливы и со мной, и без меня.

На Новый год я приведу им своего нового мужика на смотрины. Галка в него вцепится взглядом, будет пытаться его разгадать. Мишка заболтает его своими «хоббями». Это он всегда так специально коверкает слова, чтоб мне по ушам железобетоном ошибок резало, и я непременно буду ворчать и возмущаться, а потом, конечно, шутить по поводу его языковых способностей. А когда мы все уже устанем от застолья, я уеду со своим новым к нему, новому, или мы уедем ко мне. Это уже не так уж и важно для и так счастливой меня.

Одно знаю: эти встречи с теми, кто меня знает давно и помнит ещё взбалмошной студенткой, будут греть меня всегда. Мы с Галкой часто вспоминаем, как мы купили с ней одну юбку на двоих и носили её по очереди, потому что денег хватило нам тогда в ЦУМе только на одну юбку. Сейчас мы можем купить себе и юбки, и шубы, и стулья со спинкой, и скатерти в любых количествах, но только дружба осталась для нас на вес золота, её даже под заказ не купишь.

Оказалось, что настоящая дружба – она такая, делится даже на троих взрослых пополам. Начинается с института и живёт вот так себе припеваючи и иногда припиваючи – когда красное, а когда и белое. Хотя бывало всякое: жизнь – она же такая пёстрая, неожиданная, иногда в ней и дырки случаются, как в скатерти. А дружба не самобранка – дружбу дружить надо годами, а то – раз! – и нет её ни на столе, ни под ним.

Уже поздно – я собираюсь домой. Мишка галантно подаёт мне пальто, Галка протягивает торт в контейнере. Пора прощаться. Подкалываю закадычных, стоя в дверях:

– Ну что, Семёновы, идите уже, воркуйте без меня. Глеб Михалычу, поди, одному расти скучно, так что вперёд к новым победам!

Показываю им язык и убегаю. Хлопает железная дверь секции – я выхожу на крыльцо, ищу своё такси. И тут слышу, как они ржут и кричат мне хором с балкона: