Танго с прошлым - Юрий Иванов

Слуга, который выглядывал из-за спины княгини, через несколько секунд уже стоял с образом Казанской Божьей Матери рядом с Павлом Андреевичем.

– Батюшки, – все также удивленно уставившись на своего мужа, обратилась к нему княгиня, – что все это значит?

– Эх, Ольга Михайловна, вечно ты ничего не примечаешь…. Платон Никитич, ну что же вы стоите? – сказал князь, забирая икону у Агафона и подзывая рукой к себе свою супругу.

Только сейчас, наконец, Платон понял, что имел в виду старый князь. Он подошел к родителям Ксении и встал на колени.

– Ваше Сиятельство…. Павел Андреевич, Ольга Михайловна…. Я осмелюсь просить руки вашей дочери Ксении Павловны… – Платон не знал, что говорить дальше.

– Доченька, – обратился князь к Ксении, – сердце свое, вижу, ты согласилась отдать? Если так, то встань рядом на колени.

Княгиня застыла рядом с князем и в полном ступоре смотрела, как ее муж благословляет Ксению и Платона образом Божьей Матери. Она стояла и плакала, вспоминая, как вот также, когда ей было восемнадцать лет, этой иконой ее и князя благословляла покойная матушка Ольги Михайловны.

Потом наступила тишина – каждый думал о своем, гадая о будущем.

– Дети, встаньте, – сказал со слезами князь, отдавая икону рядом стоящему Агафону. – Платон Никитич, у меня только одна настоятельная просьба: пока вы мне не подарите внука или внучку, вот это, – Павел Андреевич показал на золотых ангелов, – будет стоять у меня в кабинете в качестве малого утешения из-за невозможности постоянно видеть мое сокровище – дочку.

– Агафон, – обратился Платон к вернувшемуся слуге, который стоял и наблюдал за дверью, – принеси-ка, пожалуйста, ту черную вещичку, что я оставил на стуле в прихожей.

Агафон через минуту стоял уже рядом с князем и протягивал Платону кожаную толстую папку.

– Павел Андреевич, – обратился он к отцу Ксении, – вот здесь все ваши долги. Вы вправе делать с этими бумагами что пожелаете. Я знаю, что вы поверили бы мне на слово, но если вы просмотрите и кинете их в камин – так будет, верно, вам приятнее. Также я хочу предложить вам, если вы того пожелаете, переехать в новый мой дом на Остоженке. Отныне он полностью в вашем распоряжении – вы же видите, что я постоянно в разъездах, а дому нужен жилой дух. И еще я хочу вам предложить следующее: будущим летом, если буду жив-здоров, и даст Бог, и если вы позволите, то я хочу заняться делами вашего поместья под Воронежем. У вас там, Павел Андреевич, больше тысячи десятин прекрасного чернозема, а прибыли как бы и нет, что весьма странно. У меня есть один молодой хваткий человек, и притом довольно честный, который сможет разобраться с хитросплетениями вашего управляющего и сделать ваше хозяйство прибыльным….

– Постойте-постойте, уважаемый Платон Никитич, – рассмеялся заразительно старый князь. – Ах, узнаю купеческую хватку! У вас ничто не пропадет, коль попало в поле вашего зрения. Ну, доченька, хоть и будешь через некоторое время купчихой Сушковой вместо княжны Сонцовой, но, на самом деле, станешь почти что царицей. Да и кому нынче нужны все эти дворянские звания? Обидно, но что поделаешь – такая сейчас реальность….

Князь и княгиня, хотя предложение Платона переехать в огромный дом на Остоженке приняли весьма прохладно, но после венчания дочери с купцом, которое состоялось перед Троицей, все же не устояли перед соблазном более комфортной жизни и переехали в особняк. Потом, после свадьбы, которая начавшись в Москве, закончилась в поместье Сонцовых, молодожены отправились в свадебное путешествие по курортам Европы, оставив Павлу Андреевичу «в утешение» композицию ангелов с камнями. Княгиня же, узнав, что центральный камень, который постоянно менял цвет в зависимости от дня и от освещения, является александритом, перестала заходить в кабинет супруга, постоянно твердя, что он приносит беды в дом. Князь на слова Ольги Михайловны каждый раз весело смеялся и доказывал обратное, но княгиня оставалась непреклонной.

Через четыре года, в Сочельник, родился у Платона и Ксении сын – Матвей Сушков. Сразу же после крестин внука, князь, к тому времени уже твердо обосновавшись с супругой в особняке на Остоженке у зятя, торжественно перенес золотых ангелов с камнями в кабинет Платона.

– Князь Сергей, – обратился, шутя, но с серьезным видом к гостившему по поводу крестин, сыну, который сопровождал это шествие от кабинета отца до комнаты Платона, – ты вот уже штабс-капитан и давно вышел в люди, пора бы задуматься о наследнике! У нас есть маленький купец Сушков – не помешало бы заиметь маленького князя Сонцова.

– Я уже половину Польши объехал за четыре года в поисках такой ясновельможной пани, чтобы она красотой была не хуже моей сестры, – также полушутя-полусерьезно, ответил Серж, – но пока не нашел. Но еще осталась вторая половина, и есть надежда, что в течение следующих четырех лет у вас, отец, появится невестка-княгиня. Полячек красивых очень много, но, боюсь, меня вы вряд ли благословите на женитьбу с просто красавицей?

Князь, бросив слегка испуганный взгляд в сторону Платона, замахал сыну рукой, чтобы он замолчал.

– Платон Никитич, – обратился Серж к своему шурину, который, молча с улыбкой, наблюдал за сценой разговора отца и сына, – ну что: разве можно на меня сердиться за прямые и честные слова? Простите меня, если я что-то не так сказал, но я офицер: я как думаю – так и говорю.

– Ну что вы, ей-богу, – сказал Платон и обнял Сержа, – ты же знаешь, что я тебя люблю и ценю так же, как и вас, Павел Андреевич.

А через два года началась война, и Серж был убит в первый же месяц боев. Князь, княгиня и Платон с Ксенией – вместе оплакивали ужасную невосполнимую потерю. После смерти сына княгиня как-то резко сдала и умерла через год. Князь же держался стойко, стараясь постоянно быть ближе к своему внуку Матвею, который уже в четыре года разговаривал на трех иностранных языках: гувернантка была испанкой; с дедом общался на французском; а родители, видя способности сына легко усваивать языки, стали общаться с ним на английском. Русский же язык был как бы основой.

Платон за время войны почти удвоил свой капитал на государственных заказах, при этом помогая стране как мог: свой, купленный после рождения сына, в Петрограде дом на Обводном канале на свои деньги обустроил под больницу для раненых офицеров в память Сержа; старый дом князя, который был полностью переделан, он превратил также в госпиталь для раненых солдат.