Не он - Алекс Д

– Крис разблокировал замок, Лин. Дверь не пострадала, – сочувствующий голос Тэмзин Саммерс снова оказывается очень близко. Она садится рядом с Элинор, обнимая ее за дрожащие плечи, и привлекает к себе. – Ты была не в себе, и Кристоферу пришлось дать тебе успокоительное.

– Все было не так, – почти беззвучно бормочет Лин.

Зажмурившись, она видит алые всполохи за сомкнутыми веками. По ослабевшему телу расползается жар. Это какое-то непрекращающееся безумие. Так хочется заткнуть уши ладонями и спрятаться с головой под одеяло. Переждать этот гребаный апокалипсис в полной темноте.

– Он был так напуган, когда позвонил мне. Я сразу приехала, как только смогла, – продолжает Тэмзин.

– Крис… – с хриплым стоном срывается с губ Лин имя мужа.

У нее почти не осталось сил сопротивляться и доказывать, что она не свихнулась и видела то, что видела. И она концентрируется на том, что наиболее важно.

– Я чуть не умерла, думая, что… С ним все хорошо? – повернувшись к Тэм, она порывисто сжимает ее руки в своих, с надеждой глядя в голубые глаза. – Ты видела его?

– Конечно, я его видела, Лин, – заверяет подруга. – Он немного в шоке от твоей истерики, но…

– Постой, а Джо и Милли? Они с тобой? Ты привезла их? – не дав Тэмзин договорить, возбужденно спрашивает Лин. На лице Саммерс появляется обескураженное выражение, от которого в жилах Элинор Хант леденеет кровь.

– Джо и Милли? – Тэм озадаченно сдвигает брови. – Кто это, Элли?

– Мои дети! – иступлено кричит Лин, чувствуя, как ледяной ужас проникает в вены. – Где они, твою мать? – схватив Саммерс за плечи, она изо всех сил встряхивает ее.

– Элинор, успокойся! Хватит! Прошу тебя!

– Где мои сын и дочь? Говори! – как обезумевшая рычит Элинор, с безумной силой впечатывая Тэмзин в стену. – Я сама отвезла их тебе этим утром!

– Мы не виделись больше месяца, Лин! Ты пропустила последний сеанс.

– Какой к черту сеанс? Где мои дети?

– У вас с Крисом нет детей, Элинор, – четко выговаривает Саммерс, тем самым загоняя по рукоятку нож в агонизирующее сердце Лин. – Это одна из причин, по которой вы с Крисом обратились ко мне четыре года назад. Помнишь, Элли?

– Ты врешь. Врешь! – задыхаясь кричит Элинор, ударив Тэмзин затылком о стену. – Ты знаешь, что я была беременна Джонасом, когда произошла авария. Я чудом выжила и …

– Выжила только ты, – глядя в глаза Лин, уверенно произносит Тэмзин Саммерс. – Ребенок родился мертвым.

– Нет… – отшатнувшись, Элинор отрицательно мотает головой. Грудную клетку разрывает от боли, гнева и ярости. Это ложь. Ложь. Нелепая, дикая, жестокая.

– Мне так жаль, Элли, – Тэм шагает вперед, собираясь заключить Лин в объятия. – Позволь мне помочь…

– Ты свихнулась! – выплёвывает Элинор и, вновь вцепившись в лацканы элегантного пиджака Тэмзин, снова встряхивает ее, как тряпичную куклу. – Я убью тебя, если ты что-то с ними сделала, – яростно обещает Лин и, оттолкнув лживую суку, резко направляется к двери.

Идти оказывается очень тяжело. Тело кажется чужим, неуправляемым. Элинор потряхивает от слабости, каждый шаг дается с болью, усиливая головокружение. Пару метров и остановка, чтобы отдышаться. К горлу подкатывает тошнота, сердце разбивается о ребра с каждым новым ударом.

– Это ненормально, что меня так накрывает, – вслух рассуждает Лин. – Успокоительное! Да. Они чем-то накачали меня.

Оказавшись в коридоре, Лин дает себе секунду, чтобы передохнуть, и, придерживаясь за стену, продолжает идти вперед. Необходимо добраться до детской. Она не сумасшедшая. Это Саммерс обезумела. Тэм всегда мне (ей) завидовала. В глубине души Лин чувствовала, что Саммерс хотела бы оказаться на ее месте, и не раз замечала, как она смотрит на Криса.

– Элли, что ты творишь? Приди в себя! Куда ты собралась? Ты едва держишься на ногах. – за спиной раздается стук каблуков Тэмзин.

– Пошла к черту, дрянь. Ты не получишь мою семью, – не оглядываясь, агрессивно отзывается Элинор.

– Я хочу помочь тебе, Лин. Послушай меня…

– Заткнись, сука, – рявкает Элинор, распахивая дверь в детскую.

Застыв на пороге, женщина издает истошный вопль, взрывающий барабанные перепонки. В голове раздается скрежещущий треск, и она сгибается от дикой боли в затылке, висках – везде. Ноги подкашиваются, и Элинор падает на колени. Глаза слезятся от дикого напряжения, пока она с ужасом обводит взглядом расставленные вдоль стен незаконченные идентичные портреты. Их так много. Не меньше дюжины. На всех одно и то же мужское лицо с недостающими деталями.

Вместо кроваток малышей и стеллажей с одеждой и игрушками – полки с кисточками, красками, чистые холсты и мольберт у центрального окна, на котором закреплена последняя законченная работа. Не дыша Элинор смотрит в изображённые на портрете глаза цвета ртути, в глубине которых клубится тьма, пожирающая ее сознание. Туман становится гуще, опутывая ее, словно кокон. Голова взрывается от переговаривающихся голосов.

«– У меня не выходит! Не получается!

– Ты слишком спешишь.

– Я боюсь не успеть.

– Мы все этого боимся, Эль. Каждая прошедшая секунда становится прошлым. Расслабься и позволь времени течь сквозь пальцы, и, поверь, тогда все получится. »

– Хватит! Замолчите! – отчаянно умоляет Элинор. Она бьет себя по щекам, пытаясь проснуться, но ничего не происходит, только звон в голове усиливается, прогоняя голоса. Ее выворачивает наизнанку прямо на белый мраморный пол комнаты.

– Я этого не рисовала! – хрипит она, почувствовав, как чьи-то сильные руки тянут ее вверх. – Я не рисовала! !!

– Это твой подарок, Эль. Твой подарок для меня, – произносит низкий мужской голос из ее кошмара. – Ты очень старалась успеть и нервничала, что у тебя не выходит.

– Нет, нет, – всхлипывает Элинор и перестает дышать, прочитав надпись в уголке написанного портрета: «Самому важному человеку в моей жизни». Это ее почерк и роспись, и стиль, но она точно знает, что не притрагивалась к краскам после рождения Джонаса. Да она уверена в этом, черт побери, как в том, что человеческий организм не выживет без кислорода.

– Он идеален, Элинор. Я никогда не сомневался, что у тебя невероятный талант, – теплое дыхание раздувает волосинки на ее затылке, горячие ладони крепко сжимают талию, разворачивая Лин на сто восемьдесят градусов. Ее воспалённый взгляд останавливается на лице с портретов, которыми завалена детская, и, отчаянно всхлипнув, она проваливается в спасительную темноту, безвольно повиснув в руках незнакомца, притворившегося ее мужем.