Уникум - Владимир Поселягин

Светлана Иванова, несмотря на то что всего два года назад жила в Ленинграде, где служил муж, после его гибели перебралась в столицу, благо поступило неплохое предложение по её специальности. Она была технологом-производственником. Работала на местном автозаводе, где выпускали грузовики ЗИС. Вот как ценному специалисту ей и выделили из резервного жилого фонда небольшую квартирку. Пусть небольшая, зато не коммуналка. То, что будущего у нас нет, она хорошо знала, но своего женского счастья упускать не желала. Ну и попросила ей ребёнка заделать. Будет одна воспитывать. А я, когда мы встретились, сильно сомневался, что агрегат будет работать, да и что дети у меня будут. Отец Глеба отбил ему всё. Видели яйца у быка? Когда я свои осторожно и морщась нащупал, они были такого же размера, да ещё переливались синим. Потом, конечно, опухоль сошла, но травма серьёзная, мог инвалидом стать. К счастью, обошлось.

Когда я впервые сам увидел родителей Глеба, а не из его памяти образы взял, жуткая ненависть к ним так и колыхнулась, однако я её скрыл, не задавил – злоба так и клубилась, – но не показал. Материть и ругать я их не стал, просто тихим голосом сказал:

– Я сирота, родственников у меня нет. Попрошу покинуть палату.

После этого отвернулся и закрыл глаза, не общаясь с неприятными мне людьми. Они приносили извинения, но я молчал, так что, потоптавшись, всё же ушли.

Что интересно, у меня была одноместная палата, явно для большого начальства. Да и сама больница именно та, где родители Глеба работали. Видимо, они и подсуетились, чувствуя свою вину. Однако прощать их я не намерен.

К концу сентября, когда меня, наконец, выписали, мать одна пришла встретить. Глянув в её глаза, полные тоски, я отвернулся и ушёл. Уже все поняли, что сына и брата они потеряли, а эта ходит. Прощать её было не за что. Муж её был махровым подкаблучником, а она смотрела в кабинете следователя, как избивают Глеба, и молчала. А теперь прости-извини? Идите на хрен. Я так им и сказал. Вообще-то стоило бы подольше полежать. Всё же сломан нос, правая рука, два ребра и ещё в двух трещины, внутренние травмы, отец Глеба бил тяжёлыми сапогами в живот, однако причины попросить выписать пораньше были. Я долго думал и размышлял, пока лежал в палате, что делать дальше и как жить. То, что жить буду хорошо, это и так понятно, помню все захоронки, что находил в столице. Тут другое. Знаете, мне нравятся люди этого периода, они добрее и душевнее. Я не говорю о родителях Глеба, дерьмо всегда найти можно. Тут как большая семья, всегда придут на помощь. Причём тут не только воспоминания Глеба, но и мои собственные впечатления от работников больницы. Окровавленную одежду постирали, погладили и выдали при выписке. Сами. Родители не просили, похоже, даже не вспомнили. Кстати, отношение к ним здесь изменилось. Я особо не скрывал того, что произошло с Глебом, так что большая часть работников больницы была на моей стороне.

Скоро война, и оставаться в стороне я не хотел, а желал воевать, закончить войну фронтовиком, опытным солдатом. Может быть, даже офицером. Потом устроюсь в столице и буду жить дальше. С путешествиями завязать можно, ну или летом по Союзу путешествовать, тоже большая страна с интересными уголками. Но до этого ещё дожить нужно, так что планов я особо пока не строил. Да, можно отсидеться в тылу, возможности есть. Или сообщить правительству как-нибудь, что я из будущего, так мне обеспечат безопасную жизнь. Пусть в клетке, даже не золотой или серебряной, но безопасной. У многих свои мечты есть, у меня тоже. Одна из них – это встретить войну на западной границе. Однако не хочу летом сорок первого, будучи призванным и необученным, быть брошенным под танки с одной винтовкой. Может, это и вранье историков будущего, но такие случаи были. В общем, я решил получить воинскую специальность, хоть какой-то теоретический опыт перед началом войны, и стать одним из немногих, кто прошёл её от начала и до конца. Надеюсь, моя фортуна не подведёт. Лётчиком бы стать, эта специальность и после войны может пригодиться, но по времени не успеваю.

А вот сообщить правительству о скорой войне я просто обязан. Надеюсь, так меньше граждан погибнет. Информацию я собирался передавать письмами. Так и сделал. Покинул больницу в десять часов утра. Мелочи, что дали санитары, хватило доехать до универа, где я забрал документы. Учёба уже началась, но родители Глеба договорились, что я нагоню однокурсников. Но учиться я отказался, хотя Глеб закончил школу с золотой медалью и был не дурак, учёба давалась ему легко. Что интересно, я и сам был из таких уникумов, но детдомовских не брали в университеты, тем более иногородних, – иди в училище. В общем, решение было принято, и документы мне вернули.

Затем я посетил дом, где на чердаке были закопаны золотые монеты, два десятка всего. В насыпке для утепления был небольшой схрон. Оружия там не было, но царские золотые червонцы имелись. Продал их на рынке местному скупщику и снял комнату на неделю. А на следующий день направился в военкомат. Призыв, оказалось, уже закончился, но меня приняли.

– В училище хочешь? – уточнил капитан, что принял у меня документы.

– Да, в пехоту. Мне сказали, что есть на полгода, сержанта получу.

– Общевойсковое, – кивнул тот. – Есть на окраине столицы такое училище. Только оно ещё неделю назад прекратило набор. Есть училище, что готовит пулемётчиков и миномётчиков. Вот там набор пока не закрыт. Тоже полгода обучения. Сержанта получишь, как и хотел.

– Хм, – я задумался. В принципе, тоже стоящая профессия, так что кивнул, соглашаясь.

Личное дело на призывника Глеба Русина в военкомате было, ещё полгода назад завели, так что мне выдали направление в больницу, я прошёл за два дня медкомиссию, с трудом получил везде «годен» и первого октября был направлен в училище.

Я не знаю, везде такой бардак или только в армии подобное вполне обычное дело, но на подходе к училищу нас остановили два командира, отобрали восемь человек из девятнадцати и с новым сопровождающим отправили обратно в центр столицы. Оказалось, при бронетанковой академии открылись курсы сержантского состава, где решили готовить командиров танков и инженерно-танковых командиров. Ремонтников, если проще. Я попал на факультет командиров танков. Я лично в танкисты не очень сильно хотел, в отличие от Глеба, у меня такой мечты не было. Смертность на начальном этапе войны у них не просто большая, огромная была, и шансов, даже с моей удачей, у меня будет мало. Однако никто не спрашивал моего согласия. Всё в принудительном порядке. Курсы организовались срочно, вот мы в первый набор и попали – всех гребли, кто подходил. Абитуриентов набралось больше сотни, по тридцать человек на курсе, всего четыре группы. Не хватало командиров-танкистов, вот и начали готовить. Делать нечего, пришлось учиться.