Идущий вопреки - Дмитрий Ра

– Гха-ха! Рха-а… – кровь фонтаном брызнула изо рта, открывая путь в легкие спасительному, но уже бесполезному, воздуху. К несчастью Шени, она была крепкой женщиной и умереть после побоев не смогла.

– Я же говорил тебе, шо она жива! Я несильно бил. Так, припугнул, – прокрякал человек, привязывая Борака к стулу. Гнум в этот момент переворачивал вверх дном кухню в поисках тайников с деньгами.

– Идиот ты, Тарек. Если бы она отбросилась раньше времени, то старика было бы тяжелее разговорить, – равнодушно ответил гнум, не отвлекаясь от своего дела. – Черт, обычно они ныкают где-то здесь…

Шеня попыталась пошевелиться, но не смогла. Несмотря на то, что били ее только в лицо, тело не слушалось совсем. Она хотела сказать бандитам, что у них ничего нет. Что они здесь выживают, а не живут.

– Таа кха-ха! .. – первые же слова вырвались очередной порцией крови изо рта. Язык ее был порван. Шеня поняла, что она с трудом может лишь дышать, но не говорить.

– Подожди, моя хорошая, – неожиданно тепло сказал человек по имени Тарек. – Сейчас я тебе помогу.

Великан взял в углу ведро с ледяной колодезной водой и опустошил его на голову Шени. Боль, слезы и чувства мгновенно овладели кухаркой. Тело впитало в себя мороз, нахлынувший на нее слишком неожиданно. Вода с кровью растекалась по всей кухне.

– Гнумья муть! Ты знаешь сколько они стоят? Отмой-ка теперь эту дрянь! – гнум резким движением отпрыгнул в сторону и с яростью начал натирать тыльной стороной руки испачканные сапоги.

– Ну вот. Полегчало ж? – огромные руки очень аккуратно подняли Шеню на ноги. Кухарка не смогла удержать равновесие, но великан не давал ей свалиться на пол.

Борак что-то простонал без сознания. Изо рта у него текла розовая слюна. Теперь кухарку можно было разглядеть не только в багровых оттенках. Открытые раны на щеках сильно кровоточили. И без того пухлое лицо распухло так, что глаз почти не было видно. Осколки передних зубов впивались в оголённое мясо губ. Нос неестественно смотрел в сторону, а правая скула представляла собой впалую в череп вмятину.

– Это бессмысленное насилие, – холодный голос Хеллора пронзил Шеню. Огонек теплых чувств стал разрождаться где-то в груди. Она не верила, что еще сможет почувствовать что-то подобное. Шея против воли повиновалась, и она подняла голову. Опухшие щели, служившие ей глазами, увидели на входе на кухню высокую черноволосую фигуру. И эта фигура сейчас ей казалась такой красивой. Высокий; стройный; острые черты лица; угольно-черные волосы до пояса и прядь, что спадает на глаза. Такие выразительные глаза. Наверное, такие же глаза были бы и у ее сына, доживи он до нынешних дней. Она знала, что Хеллор сильный. Она видела, как он ловко расправлялся с пьяными дебоширами. Он мог к ним даже не прикасаться, они сами калечили себя, пытаясь в гневе дотянуться до него мозолистыми кулаками.

Он спасет нас. Он спасет ее. Она знала.

Она чувствовала надежду.

– Твою ж! – Гнум резко оторвался от чистки обуви и встал. – Какого черта пугаешь? Почему ты здесь? Вали отсюда – про альвеныша четко было сказано… Ну, че вылупился? Пшёл, пока мы не передумали…

Шеня захлопала бы в непонимании ресницами, если бы могла. Уплывающим от нее сознанием она пыталась понять что происходит.

Помощь так близко…

– О чем ты говоришь, друг? – ухмыльнулся Тарек и потянул на себя Шеню. – Это несчастный случай, и сейчас я всё возмещу. Вы же со своим ловким братаном этого и хотели, а? – человек заржал и со всего маха шлепнул кухарку по пышным ягодицам. Боль разошлась по всему ее телу.

Великан одним движением сорвал с Шени промокший кровавый фартук, оголяя большую грудь.

Но она этого даже не заметила. Ей было все равно. Она смотрела в глаза красивого полуальва Хеллора, а он смотрел на нее. Такие родные, но холодные и равнодушные очи когда-то погибшего сына ледяными клыками вонзились в отголосок надежды. Вот сынок пошевелился и похоже сейчас придет к ней на помощь и…

Высокий, статный альв развернулся и вышел из кухни. Дубовая дверь со скрипом закрылась.

– Не переживай, крошка. Мы, клаахаты, знаем, как быть нежными с женщинами, – напоследок усмехнулся уже не человек.

– А-а-а-а-а! !! – крик отчаяния, ненависти и боли пронесся над Лесом Полувременья, надолго записывая в свои анналы историю «Матери, омытой кровью и яростью».

***

Я закрыл за собой дверь. Шеня пронзительно закричала, и я невольно скривился. Обостренному слуху громкие звуки мешали. Я не хотел бесполезного насилия, но наихудшая вероятность все же случилась. Бандитская парочка оказалась чересчур грубой. В двадцати лигах отсюда деревня и, возможно, я лучше бы отправился туда в поисках, более подходящих… кандидатов. Мое упущение, что я посчитал человека обычным крестьянином-переростком. Коренные клаахаты, родившиеся с топях и без метки на лице частенько умудрялись проскользнуть через границы тюремных болот, но вот чтобы пересечь весь Срединный Пояс и забрести так далеко…

Все эти подсознательные образы секундой мелькнули в голове, и я вышел из таверны.

Я подошел к столетнему дубу, что рос прямо у входа в забегаловку. Не притронувшись к зарытой в гнилую труху на дне дупла заначке Борака, я достал свою поклажу, оставленную заблаговременно здесь же и начал переодеваться, не слишком заботясь, что меня заметят. Сейчас это не имело особого значения. Одежда кавасара была вся рваная и в грязи, но особого выбора не было.

Острый слух уловил учащённые стоны страдания кухарки Шени и кряхтение клаахата. Несмотря на закрытое сознание, я все же поморщился, и сразу же, усилием воли, поглубже ушел в себя. План требовал, чтобы всё было естественно – обычный грабеж с тяжкими последствиями.

Переодевшись, я обошел таверну и выбросил все свои старые одежки чернорабочего таверны «Старый Дубок» в колодец. Больше я не мальчик на побегушках в затхлой забегаловке, а кавасар Академии Хронистов.

И я еще не выполнил своего задания.

Я отошел от таверны туда, где меня бы не заметили и, оперевшись спиной о толстый ствол тысячелетнего древа, стал ждать. Несмотря на расстояние, многое происходящее в таверне я приблизительно мог уловить острым слухом. Слухом пусть и не альва, но полуальва точно. В своем подсознании я вел отсчет. Шестьсот два… шестьсот три… шестьсот четыре… шестьсот пять…