Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой - Кормак Маккарти

Не останавливаться, прошипел Ролинс.

Джон-Грейди кивнул.

Когда они вернулись к тополям, Блевинса и след простыл. Ролинс окинул взглядом пустынные и пыльные окрестности и потянулся за табаком.

Знаешь, что я тебе скажу, братан?

Ну?

За всю свою жизнь я один раз по-настоящему дал маху. Согласился на этот вот идиотизм. Раньше такого со мной не случалось. Раньше я всегда имел возможность выбирать. Ты меня понимаешь?

Вроде как понимаю… Ты что предлагаешь-то?

Ничего особенного. Только учти: у нас с тобой остался последний шанс. Сейчас или никогда. Другого такого шанса уже не будет, помяни мое слово, приятель…

По-твоему, надо бросить его?

Так точно. К чертям собачьим!

А если бы на его месте оказался ты?

Но я-то на своем месте.

Но если все-таки ты попал бы в его положение, что тогда?

Ролинс сунул в рот самокрутку, переместил ее языком в угол, взял спичку и зажег ее о ноготь. Потом посмотрел на Джона-Грейди:

Я бы не бросил тебя, а ты меня. На этот счет можно не сомневаться.

Ты понимаешь, в какой он угодил переплет?

Понимаю. Но угодил-то по собственной дурости!

Ролинс курил. Джон-Грейди сидел, сложив руки перед собой на седельном рожке, и смотрел на них. Потом поднял голову.

Я не могу, сказал он.

О’кей.

В каком смысле?

В самом прямом. О’кей значит о’кей. Я знал, что ты это скажешь. Не можешь так не можешь. На нет и суда нет.

Они спешились, привязали коней, а сами улеглись на сухие листья под тополем и вскоре заснули. Когда проснулись, начинало темнеть. Мальчишка сидел на корточках чуть поодаль и смотрел на них.

Скажите спасибо, что я не жулик, произнес он, а то запросто мог бы обобрать вас до нитки и ускакать. Ищи ветра в поле…

Ролинс повернулся, посмотрел на него из-под шляпы и снова отвернулся. Джон-Грейди сел.

Ну, что-нибудь узнали? – спросил Блевинс.

Твой гнедой здесь.

Вы его видели?

Да.

А седло?

Седла, извини, не видели.

Пока не получу все обратно, дальше не поеду, отрезал Блевинс.

Нет, вы только его послушайте! Крутой парень, фыркнул Ролинс.

Что он хочет этим сказать? – спросил Блевинс Джона-Грейди.

Не бери в голову.

Если бы это его вещи пропали, небось по-другому бы запел. Не угомонился бы, пока не вернул обратно.

Не гони волну.

Слушай, ты, жопа. Если бы не этот человек, меня бы здесь не было. Я оставил бы тебя в том овраге. Нет, виноват. Я оставил бы тебя еще там, у реки Пекос, понял?

Мы попробуем вернуть твоего коня, сказал Джон-Грейди. Если это тебя не устраивает, так и скажи.

Блевинс уставился в землю.

Ему плевать, сказал Ролинс, и это ясно как божий день. Ему плевать, если нас пристрелят за конокрадство. Он этого, наверное, и добивается.

Это не конокрадство. Конь мой, сказал Блевинс.

Серьезно? Ты бы им сразу так и сказал. Тот, у кого твой конь сейчас, все поймет.

Ладно тебе, пробормотал Блевинс.

Джон-Грейди окинул его взглядом:

Мы вернем тебе коня, если ты сразу на нем отсюда уедешь.

Ладно.

Даешь слово?

Его слово большая ценность, подал голос Ролинс.

Джон-Грейди посмотрел на Ролинса. Тот лежал, накрыв лицо шляпой. Тогда он снова повернулся к Блевинсу:

Договорились?

Джон-Грейди встал, взял скатку и, подойдя к Блевинсу, протянул ему одеяло.

Ложимся спать? – спросил мальчишка.

Лично я ложусь.

Вы поели?

А то как же. Съели по хорошему бифштексу, а потом поделили и твой, сказал Ролинс.

Ну вас, буркнул Блевинс.

Когда они проснулись, луна уже зашла. Посидели в темноте, покурили. Джон-Грейди смотрел на звезды.

Который час, парень? – спросил его Ролинс.

В наших местах луна в первой четверти заходит в полночь.

Черт. Пожалуй, лягу-ка я снова в кроватку, сказал Ролинс, затягиваясь самокруткой.

Валяй. Я тебя разбужу.

Годится.

Блевинс тоже лег спать. Но прежде чем заснуть, он долго сидел и смотрел на небесный свиток, развернувшийся от черной ограды гор на востоке. Городок был погружен во мрак. Стояла тишина. Ни одна собака не пожелала залаять и заявить о себе. Блевинс посмотрел на Ролинса, завернувшегося в одеяло, вспомнил его слова и подумал, что он, конечно же, прав и возразить ему нечего. Ночь тянулась и тянулась, и ковш Большой Медведицы медленно наклонялся.

Джон-Грейди разбудил их за час до рассвета.

Они поседлали коней, и Джон-Грейди дал Блевинсу веревку.

Недоуздок вывязать можешь?

Запросто!

Только спрячь под рубашку. Чтобы никто не видел, сказал Ролинс.

А кто в это время может увидеть?

Мало ли кто! Вон там я огонек заметил.

Поехали, сказал Джон-Грейди.

В проулке, где они обнаружили коня Блевинса, никаких фонарей не было и в помине. Они ехали медленно. Какая-то собака, ночевавшая на обочине, вдруг проснулась и разразилась лаем. Ролинс сделал вид, что сейчас чем-то бросит в нее, и она убралась от греха подальше. Возле нужного дома Джон-Грейди спешился, подошел к окну, заглянул, потом вернулся.

Не видать, сказал он.

На улочке стояла мертвая тишина. Ролинс наклонился, сплюнул и выругался.

Вы уверены, что это здесь? – спросил Блевинс.

Здесь, здесь…

Мальчишка соскользнул с лошади и, осторожно переставляя босые ноги, подошел к дому, глянул в окно. Потом забрался внутрь.

Что он творит? – спросил Ролинс.

Я почем знаю?

Они замерли в ожидании. Мальчишка как сквозь землю провалился.

Кто-то идет, прошептал Ролинс.

Залаяли собаки. Джон-Грейди прыгнул в седло, развернул Редбо, тихо поехал по дороге и остановил коня в темном месте. К нему присоединился Ролинс. По всему городку началась яростная собачья перекличка. В одном доме вспыхнул свет.